Гамбургский счет (статьи – воспоминания – эссе, 1914 – 1933)
Шрифт:
«Неверность» названия здесь нужна; имя, оставшееся при изменившемся объекте, дает дифференциальные ощущения, ощущения несовпадения, то есть, в общем, выполняет функцию образа.
Вернемся к падению миссис Лори.
Малиновый зонтик, как я уже говорил, введен в произведение сценой в парке.
«И вот двое на зеленом шелке травы, прикрытые малиновым зонтиком: только ноги и кусочек кружева. В великолепной вселенной под малиновым зонтиком – закрывши глаза, пили сумасшедшее шампанское» (с. 74).
Газетчики сообщают,
«Но под зонтиком – в малиновой вселенной – бессмертны: что за дело, что в другой, отдаленной, вселенной будут убивать?» (с. 74).
Зонтик обратился в отдельную малиновую вселенную.
Идем дальше.
На шутку, брошенную со стороны: «засмеялась прекрасная леди, закрылась малиновым небом-зонтиком и явно для всех прижала колени к своему адаму: они были одни в малиновой вселенной» (с. 75).
У Замятина в вещах может исчезнуть человек, но не его тема. Мы не знаем дальнейшую судьбу зонтика, он уплыл во тьме.
Но, утвердившись, тема использована еще раз, она взята теперь как нечто установленное, как цитата, и помещена уже в другую обстановку: в тот момент, когда цеппелины чугунными ступками громили Лондон, миссис Лори отдалась органисту.
«На асфальте, усеянном угольной пылью, жили минуту, век в бессмертной малиновой вселенной. В калитку стучали, стучали. Но в далекой малиновой вселенной не было слышно» (с. 83).
В этот момент упоминается еще несколько не процитированных мною тем, связанных с миссис Лори: «ложечки», «кружевное», – и кончается основная тема Лори «занавесь».
Я не исчерпал всех образов Замятина и оставляю на долю читателя найти еще две-три темы. Я оставил их немного. Некоторые из них проходят только через одну главу. Главная из неупомянутых мною тем: «взбесившийся Лондон».
VI
Теперь о сюжетном строении вещи.
Отделяя сюжет от других явлений художественной прозы, мы всегда рискуем провести границу не там, где она есть. В образной стороне произведения мы так же, как и в сюжете, имеем дело со смысловыми величинами.
С другой стороны, теоретически вполне возможно разрешить вещь не смысловым уравнением, а изменением хотя бы ее ритма.
Так, у Фета концевая строфа разрешает всю композицию вещи, может быть, тем, что в ней в тот же размер вложена иная ритмико-синтаксическая фигура.
Сделав эту оговорку, будем говорить о сюжетной стороне «Ловца человеков».
«Ловец человеков» – это сам шантажист Краггс, ловящий в парке целующиеся пары и вымогающий деньги угрозой доноса в суд.
Но сюжетная форма произведения, по заданию, очевидно, должна быть построенной на смысловом неравенстве.
В вещи есть другой «ловец человеков» – это органист Бейли, которого любят все женщины; он привлекает – ловит их музыкой.
Вот этот «ловец человеков» и «поймал» миссис Лори, пока ее муж ловил в парке леди-Яблоко.
Поддержано это совпадение описанием обстановки.
Краггс вышел на охоту, считая, что цеппелины над Лондоном создают нужную атмосферу. И мистер Краггс решил использовать атмосферу в Хэмпстад-парке (с. 75).
Но эта же «атмосфера» и создает обстановку для удачи органиста: «Топнуло тут, рядом, задребезжали верешки стекол; валилось, рушился мир миссис Лори, ложечки, кружевное.
– Бейли! Бейли! – разрушенная миссис Лори – стремглав летела по лестнице вниз, во двор.<…>
Жить – еще минуту» (с. 83).
Ту же функцию выполняет «малиновая вселенная».
Но сюжетное построение у Замятина не вышло, о роли органиста можно только догадаться.
Миссис Лори и ее история раздавливается тяжестью тем, сопровождающих Краггса.
У органиста же только одна тема – «жеребячьи губы».
Он и его история с Лори не выдерживают, они не разрешают сюжета, рассказ настолько перегружен, что у Замятина не хватило силы на организацию сюжетного неравенства.
Умение у Замятина оказалось большое, но однобокое. Но все же это лучшая замятинская вещь. Это его потолок.
VII
У каждого аэроплана есть свой потолок – это та высота подъема, на которой дорога вверх ему закрыта какой-то невидимой горизонтальной плоскостью. Однобокое уменье Замятина, вероятно, и создает ему потолок.
Я убежден, что обычная трагедия писателя – это вопрос его метода.
Ведь трагично должно быть самое центральное у человека.
У Замятина есть роман «Мы», который, вероятно, скоро появится ванглийском переводе{153}.
Так как этот роман по случайным причинам не напечатан все еще по-русски, то я не буду его детально анализировать.
Роман представляет из себя социальную утопию. Как это ни странно, утопия эта весьма напоминает одну пародийную утопиюДжером Джерома{154}.Дело доходит до мелочных совпадений, например, одежда людей будущего – и у Замятина и у Джером Джерома – туника серого цвета. Фамилии у людей заменены номерами: четные мужчины, нечетные женщины и т. д.
По основному заданию и по всей постройке вещь теснее всего связана с «Островитянами».
Весь быт ее представляет из себя развитие слова «проинтегрировать».
Строй страны – это осуществленный «Завет принудительного спасения» викария Дьюли.
Одна из героинь, Ю, играет в вещи приблизительно роль миссис Дьюли и т. д.
Герои не только квадратны, но и думают, главным образом, о равности своих углов.
Все герои имеют свои темы, которые их, так сказать, вытесняют: один, например, «ножницы», он и не говорит, а «отрезывает».
По-моему, мир, в который попали герои Замятина, не столько похож на мир неудачного социализма, сколько на мир, построенный по замятинскому методу.