Гамбусино
Шрифт:
Сейчас было уже поздно преследовать капитана. Удивляясь дерзости капитана де Бальбоа, все понимали в то же время, что против такого противника необходимо удвоить меры предосторожности, а не надеяться на счастливый случай.
Что касается доньи Линды, еле стоявшей на ногах от усталости и пережитых волнений, она удалилась со своей служанкой в приготовленный для нее шалаш.
Когда девушки скрылись, дон Энкарнасион и дон Луис, не сговариваясь, молча поднялись и легли у входа в шалаш, завернувшись в свои плащи.
Дон Рамон Очоа и вождь команчей
Вскоре лагерь затих; индейцы и ранчерос погрузились в глубокий сон.
Только двое мужчин, не смыкая глаз, как бдительные часовые, охраняли этот спящий лагерь.
Прошло несколько часов; дон Рамон и Мос-хо-ке не обменялись ни одним словом.
Наступил рассвет.
Горизонт стал окрашиваться в опаловый цвет.
Медленно поднялся густой туман и сгустился над Рио Хила в сероватые облака.
Вдруг, как бы из-под земли, в двух шагах от Мос-хо-ке появился воин и молча стал перед ним.
Вождь поднял голову и, устремив свой орлиный взгляд на индейца, сказал:
— Хорошо! Мой сын Антилопа возвратился! Где находятся белые, которых вождь поручил ему охранять?
— Бледнолицые слепы ночью. У них медленный шаг, — ответил воин. —Антилопа их обогнал, чтобы предупредить вождя. Они прибудут сюда немного позднее восхода солнца.
— Начальник Седая Голова с ними?
— Да. Один бледнолицый воин, который присоединился к отряду до захода солнца, сообщил ему, без сомнения, важные новости, потому что начальник Седая Голова немедленно ускорил движение вперед.
— Лошадь моего сына устала?
— Нет. Если мой отец хочет, она еще может сделать большой путь.
— Мой сын осмотрел лагерь; он должен вернуться и рассказать Седой Голове о том, что он видел.
Воин молча поклонился и тотчас исчез. Мос-хо-ке легко коснулся руки дона Рамона, от усталости заснувшего на несколько минут.
— Что случилось? — спросил дон Рамон, открывая глаза.
— Ничего, — спокойно ответил вождь, — в лагере все в порядке. Один из воинов Мос-хо-ке известил его, что начальник Седая Голова скоро прибудет. Нет ли каких-нибудь распоряжений у моего брата по этому поводу?
— Никаких. Мне неизвестны намерения дона Хосе, поэтому я ничего не могу брать на себя. Ведь он один имеет право давать приказания, нам лучше послать разведчика к развалинам — пусть он разузнает, каковы намерения капитана Бальбоа и какие предосторожности принял он в ожидании атаки.
— Мой брат дал мудрый совет. Этим разведчиком будет Мос-хо-ке.
— Вы, вождь? Мне кажется, что для этой разведки было бы достаточно одного из ваших воинов.
— Мой брат понимает, что в серьезных обстоятельствах вождь должен все видеть своими глазами. Мос-хо-ке пойдет сам.
— Хорошо. Так, конечно, будет лучше. Вчерашняя ночная разведка меня беспокоит. Капитан Бальбоа — храбрый солдат и находчивый человек, этого отрицать нельзя. Он готовит нам в этот момент какую-нибудь штуку в его духе! Тем более что он знает — пощады от нас ему не ждать!
— Хорошо. Пусть мой брат будет спокоен — вождь увидит все.
Мрак к этому времени рассеялся. На горизонте горела утренняя заря. Несколько раз подряд раздалось грустное уханье совы.
Не прибавив больше ни слова, вождь поднялся, стянул на себе покрепче пояс, дружески попрощался с доном Рамо-ном, подошел к лошади, вскочил на нее и галопом помчался с лужайки.
Этот звук разбудил молодых людей. Подбежав к дону Рамону, они стали расспрашивать его о причине внезапного отъезда индейца.
Дон Рамон в нескольких словах рассказал им о том, что произошло. И только начал говорить о скором прибытии дона Хосе Морено, как вдруг послышался стук копыт, и на лужайке показался сам дон Хосе, сопровождаемый многочисленным отрядом всадников.
Друзья радостно бросились к нему навстречу.
— Где же моя дочь, сеньоры?! — дрожащим голосом воскликнул дон Хосе.
— Я здесь, отец! — раздался голос доньи Линды, и она выбежала из шалаша.
— Ты снова со мной, дитя мое! Моя дорогая дочь! — вскричал дон Хосе, соскочив с лошади и горячо обнимая Линду.
На какое-то мгновение дон Хосе забыл все свои горести.
— О! Это ты! — повторял он с неизъяснимым восторгом. — Это ты! Наконец ты со мной!
— Да, отец, благодаря этим преданным друзьям! — Она ласково указала на молодых людей, смотревших на нее с нежной улыбкой.
— Да вознаградит их бог! — воскликнул старик, не в силах удержать слез. — Увы! Только с его помощью я смогу отблагодарить их за то, что они для меня сделали!.. Простите, сеньоры! — сказал он, обращаясь к растроганным свидетелям этой сцены. — Простите мне мою слабость, но мое дорогое дитя, мою дочь похитили, а теперь я вновь нашел ее! Ведь я думал, что она потеряна для меня навсегда! Дайте мне выплакаться, я должен излить свои чувства. Сейчас я только отец, и я прошу у вас несколько минут. Потом, клянусь вам, я снова стану воином!
Офицеры молча поклонились и ушли, чтобы отец и дочь могли свободно отдаться своей радости.
Между тем наступил день. Пылающее солнце поднялось на горизонте.
Ранчерос и индейские воины занялись чисткой лошадей и приготовлением завтрака; в лагере царило крайнее оживление: все понимали, что с минуты на минуту должны произойти важные события.
Во время этих приготовлений на лужайке появился вождь команчей; индеец был так же спокоен и холоден, как и до своего отъезда. Между тем его костюм был забрызган пятнами крови и два еще дымящихся скальпа висели у его пояса.
— О! — воскликнул Энкарнасион. — Мне кажется, вождь, что вам удалось близко видеть наших врагов!
— Испанцы — псы, они не умеют беречься! — холодно ответил индеец. — Мос-хо-ке захватил врасплох двух испанских часовых.
Индеец соскочил с лошади и, отстранив рукой собравшихся вокруг него индейцев и ранчерос, отошел в сторону с двумя молодыми офицерами и доном Рамоном.
— У вас есть новости, вождь? — спросил бывший алькальд.
— Да, — лаконично ответил индеец.
— Важные?