Гамлет XVIII века
Шрифт:
Возле Якова с грохотом упал подсвечник, вывалившийся из рук Зиновия Яковлевича. Яков слышал этот грохот, видел, как Корницкий со всех ног бросился назад, охваченный ужасом перед видением, но оно не исчезло, комната оставалась той же и «барин» сидел на постели, опираясь на руку, и смотрел...
– Чур меня, чур меня, сгинь, пропади! – отмахиваясь рукой, в которой держал гардинный шнур, заговорил Яков.
Барин спустил ноги с постели, нашел ими туфли и приблизился.
– Ты убил, ты убил? Говори, ты убил вместе с ним? – услыхал Яков, узнавая голос
Он носил другой парик, чем отец, и это меняло его лицо. Без парика же никто его не видел, кроме Васьки.
– Не я, – чуть слышно прошептал Яков, – все он сделал... Я из-под неволи...
– Довольно, теперь я знаю все!.. Беги, беги в монастырь, кайся, замаливай грех! – воскликнул Денис Иванович, схватив руку Якова и стискивая ее.
ГЛАВА X
Анна с Валерией ходили, обняв друг друга, по дорожке сада, возле лужайки, на свежей молодой траве которой они играли вчера в серсо с Денисом Ивановичем. Валерия смотрела мечтательно вверх, потому что она так привыкла устремлять взор в небо, что могла это делать даже днем, не мигая. Анна шла, печально опустив голову, и смотрела себе под ноги.
– Я понимаю так, – сказала Валерия, – уж если полюбить, то так, чтобы никто не знал этого, и навсегда...
– Нет, а, по-моему, напротив, – возразила Анна, – я хотела бы всем рассказать, чтобы все знали, если бы это только не было стыдно...
Валерия помотала головой, как опытный начетчик старовер, которого хотят научить чему-то новому по знакомым ему старым книгам.
– Тут дело не в том, что стыдно, – заметила она, – а нельзя метать бисер. Каждый любит по-своему, и другим не понять; значит, нечего и говорить им. Все равно не поймут.
– Ну, а он, – спросила Анна, – тот, которого любишь?
– Он должен знать об этом менее, чем кто-нибудь.
– Но тогда как же?
– А так, не должен. Пусть сам полюбит... Или нет. Этого не может быть...
– Отчего?
– Потому что тогда слишком большое счастье. Его не может быть на земле. Только в небе. Там, когда души встретятся, там все будет известно.
– Браки совершаются на небесах, – сказала Анна.
– Да, но не так, как это думают, то есть мы здесь, на земле, а на небесах браки... Нет, это тогда, когда мы перейдем туда...
– Как же, если, например, кто дожил до старости? Ну, вот, хоть твоя тетка. Ей уже поздно, я думаю, даже на небесах думать о браке...
– Ах, милая, на небесах нет ни старых, ни молодых; там вечность.
– А для меня, Валерия, вечность – что-то такое далекое! Когда она еще будет?! А пусть лучше хоть несколько годков, но на земле, пока мы молоды.
– Анна, я думаю, грешно даже говорить так.
– Почему же грешно? Венчают же в церкви...
– Но так редко с тем, кто любим. На земле это исключительное счастье. Нет, когда очень любишь, то этого не бывает, потому что это нездешнее и не может быть здесь...
– Неужели не может?
– А ты
– Люблю.
– Но ведь не здешнею, не человеческою любовью, ты любишь совсем идеально.
– Отчего же? Я люблю и здешней, как ты говоришь, любовью.
– Но постой, ведь такого человека нельзя... к нему нельзя относиться обыкновенно. Он не такой, как другие.
– Правда, он лучше всех. Но ты почем знаешь?
– Потому что я знаю, кого ты любишь и кто он.
Анна вдруг густо покраснела, так что ее большие, прекрасные черные глаза даже подернулись влагой.
– Откуда же ты знаешь? – спросила она.
– Случайно, – восторженно ответила Валерия, – то есть не случайно, но, очевидно, тут перст судьбы... Анна, ты знаешь, я ведь тебе такой друг, такой друг, что если бы я кому-нибудь сказала, что на душе у меня, то только одной тебе... И вот, как бы в награду за мою дружбу к тебе, судьба мне открыла твою тайну. Пойдем сюда... сюда!.. – и она повлекла Анну вперед по дорожке и, быстро переведя ее через мостик по пруду на остров, где была скамейка под березой, показала ей свежевырезанные на белом стволе дерева буквы: «Павел». – Это ты вырезала, – сказала Валерия.
– Уверяю тебя, не я, – покачала головой Анна.
– Ты отнекиваешься?
– Нет. Но, право, я не вырезала.
– Ну, хорошо! Но скажи только, что его не так зовут...
– Нет, так, – опуская голову, чуть слышно произнесла Анна и села на скамейку.
– Ну, вот видишь. А разве он – обыкновенный человек?
– Нет, он лучше всех.
– Не только лучше, но и выше.
– Как выше?
– По положению.
– По положению?
– Разумеется. Анна, голубушка, я так понимаю тебя. Ты не думай. У меня была подруга, так она влюбилась в священника. Это узнали. Все смеялись над ней, но я ее понимала и сочувствовала, потому что любовь ее была идеальная, безнадежная, такая, как твоя...
– Но почему, как моя? Я не влюблена в священника.
– Но в императора! – выговорила Валерия. – И я тебе скажу, что это многие уже подозревают и говорят об этом...
– Как подозревают? Как говорят? – воскликнула Анна. – Вот вздор!.. – и она рассмеялась весело и звонко.
– То есть что, по-твоему, тут вздор?
– Нет, мой друг, я не влюблена в императора, – серьезно проговорила Анна.
– Ты скрываешь от меня, твоего друга! – укоризненно сказала Валерия. – Как же это имя «Павел»?
– Павел, но не тот... вовсе не тот...
– А кто же?
Анна ответила не сразу.
– Хорошо, я скажу тебе, – протянула она наконец, – потому что, действительно, видно, судьба... Или нет, не скажу – догадайся сама! – Она подняла валявшийся на земле друга, и вывела им на песке: «Павел», потом поставила букву «Г» и за нею семь точек... – Ну? – сказала она. – Прочти...
Валерия наклонилась, долго глядела на букву «Г» и точки и старалась подобрать все знакомые фамилии на Г. Но именно потому, что она старалась вспомнить и подобрать, у нее ничего не выходило.