Ганнибал. Бог войны
Шрифт:
– Мы можем осмотреть друг друга теперь и еще раз, когда рассветет, – сказал Квинт. – Это будет надежно.
– Ты сумасшедший, Креспо, ты знаешь это? – Урций дал ему тумака. – Но ты и хорошо соображаешь. Будем надеяться, Кораксу понравится твой рассказ.
– Понравится, – заявил юноша с большей уверенностью, чем ощущал на самом деле.
Квинт с облегчением дождался окончания стражи, которая закончилась без инцидентов. Только прозвучал сигнал трубы из претория, как он уже спустился с лестницы, подгоняя Урция и остальных.
– Скорее! Чем раньше Коракс услышит, тем лучше.
Урций замер, поставив ногу на первую перекладину, и Квинт, находящийся спиной к лагерю, сразу понял, что позади кто-то есть. В панике все мысли из головы разлетелись. Пожалуйста, пусть это будет Коракс! Юноша искал, что бы сказать, и, наконец, пробормотал:
– Он… будет рад услышать, что твоя подвернутая нога заживает.
Урций вытянулся и отдал салют. То же повторили остальные товарищи.
Когда Квинт обернулся, у него перехватило дыхание. Перед ним стоял Пера. Что здесь делает этот ублюдок? Он быстро последовал примеру товарищей и отдал салют.
Пера никому не ответил на приветствие и, скривив губы, неторопливо приблизился.
– Значит, ты подвернул ногу, вот как?
– Так точно, – ответил Урций. – Около недели назад я поскользнулся на последних ступеньках лестницы. Виноват.
– И Коракс хочет узнать, как заживает твоя нога? – Голос Перы звучал слащаво, как мед.
Урций ощутил неловкость.
– Не могу сказать. Мой товарищ просто пошутил.
Пера уставился на Квинта, как змея на мышь.
– Ты пошутил?
– Вроде того, центурион.
Командир приподнял бровь.
– Я и не знал, что Коракс – такая заботливая душа. Должно быть, ваша манипула сильно отличается от моей.
– Не могу знать, – смиренно ответил Квинт. Великий Юпитер, молю тебя, пусть он уйдет!
Но Пера оставался на месте, покачиваясь туда-сюда на пятках в своих кожаных калигах.
– Ваш караул закончился?
– Так точно.
– Наверное, вы будете не прочь промочить желудок чашей вина.
– Да, было бы неплохо. – Что он затевает?
– Вы в грязи. Разве Коракс не настаивает на том, чтобы вы поддерживали гигиену на высоком уровне? – осклабился Пера.
Квинт изо всех сил старался сохранять спокойствие. Ему хотелось осмотреть себя, не осталось ли пятен сажи, но он не смел.
– Так точно. Настаивает.
– Судя по вашему виду, я бы этого не сказал. Так что идите. Умойтесь, все вы.
Пера ушел.
Квинт издал долгий облегченный вздох. Он чувствовал себя так, будто пробежал в полном вооружении десять миль. Урций и остальные спустились по лестнице, их щиты болтались за спиной. Юноша украдкой посмотрел на них. Плацид и один из прочих взяли по половине веревки; они обмотали ее вокруг пояса под кольчугой, чтобы спрятать. Когда товарищи направились к рядам палаток, Квинт с облегчением переглянулся с ними и, чтобы поднять настроение, сказал:
– Кто сегодня готовит завтрак?
Начался обычный спор. Боец, чья очередь была дежурить по кухне, обвинял кого-то, что тот перекладывает на него свои обязанности. Обвинение с негодованием отвергалось, и дежурный повар вовлекал в спор кого-нибудь третьего. Перебранка не прекращалась, пока не называли всех из контуберния.
Квинт отрицал, что сегодня его очередь готовить, когда они обогнули угол и вышли в проход, ведущий к месту расположения их части. Снова увидев Перу, он запнулся на полуслове, но тут же, насколько смог, принял прежний вид.
– Не валяй дурака, Плацид, – громко сказал юноша. – Все мы знаем, что сегодня твоя очередь готовить, – и, будто бы только что заметив Перу, отдал салют.
– Не ожидали так скоро увидеть меня снова? – сказал центурион, пристроившись рядом с солдатами.
– Так точно, не ожидали.
Квинт старался выглядеть равнодушным, но чувствовал тревогу.
– Это сажа? – спросил Пера.
Квинт действительно испугался, когда центурион провел пальцем по шее Урция ниже затылка, над туникой.
– В самом деле. Как любопытно!
Все лицо солдата залилось краской.
– Центурион… – проговорил он.
Его ответ прозвучал глупо, и все это поняли.
– Стой!
Все остановились. Никто не смел посмотреть друг на друга, но все ощутили страх.
– Только когда ушел, я подумал, как странно, что грязные только вы двое, а ваши товарищи – нет, – размышлял Пера. Он мотнул головой в сторону Квинта и Урция и на место в пяти шагах. – Выйти из строя. Сюда. Снять шлемы.
Беспомощные против власти Перы, гастаты повиновались.
Центурион подошел так близко, как могла бы подойти женщина, желающая обольстить. Однако его цель была менее приятной. Подняв рукава и воротники туник, он внимательно и с интересом осмотрел их кожу. Потом оттянул им уши, чтобы заглянуть туда, и даже поворошил волосы. Когда с головы Квинта слетело облачко сажи, ему стало нехорошо, и он взглянул на Урция, лицо которого из красного стало серым.
Центурион отшагнул назад.
– По-моему, вы измазали сажей лицо и руки, чтобы вас не было видно в темноте. Просветите меня. Быстро.
– Мы… – начал Урций и запнулся.
– Что? – Тон Перы сочился ядом.
– Нет, ничего.
Командир посмотрел на Квинта.
– А что скажешь ты, гастат?
Пока юноша сочинял что-то хотя бы отдаленно правдоподобное, Пера подошел к его товарищам по палатке и через мгновение торжествующе прокаркал:
– Ты и ты! Выйти из строя. Встаньте рядом со своими странными друзьями.
Плацид и еще один гастат с веревкой вокруг пояса с несчастным видом присоединились к первым двум. Пера подскочил и по очереди задрал им кольчуги.