Ганзейцы. Савонарола
Шрифт:
Граф Джьованни, чтобы угодить дамам, изъявил полную готовность сопровождать их и обещал провести окольной дорогой к старой колдунье, которая устроила себе фантастическое убежище в развалинах древнего храма. Здесь она, подобно Сивилле, жила одна среди обширного поля; окрестные жители обыкновенно избегали её, но в экстренных случаях обращались к ней за советом.
На Джулии Фарнезе было надето платье из лилового бархата; она подобрала свои густые шелковистые волосы, доходившие до земли, в шёлковую сетку с золотыми блестками. Она ехала верхом. Граф Сфорца сопровождал её в качестве конюха; так как все местные жители знали его в лицо, то он из предосторожности привесил себе накладную бороду. Лукреция с матерью и синьора
Джулия Фарнезе была так неподражаемо хороша в своём богатом наряде, что старая колдунья, едва взглянув на её спутников, обратила на неё особое внимание и пригласила сесть. Затем она тщательно осмотрела ладони рук прекрасной синьоры, но не решилась сказать что-либо неприятное. Её слова, что Джулия замужем за знатным человеком и любима другой, ещё более важной особой, согласовались с действительностью; и только предсказания о будущей счастливой судьбе должны были быть приняты на веру. Между тем от внимания старухи не ускользнуло, что остальные дамы и граф Джьованни перешёптываются друг с другом и, видимо, насмехаются над ней.
Джулия выразила желание, чтобы колдунья предсказала будущее её спутникам. С ними старуха не считала нужным стесняться и говорила всё, что ей приходило в голову; некоторые из её предсказаний подходили к истине, другие доказывали, что она несомненно принимает их за прислугу знатной дамы.
Всё это приключение кончилось бы смехом, если бы одно пророчество старой Сивиллы не нарушило общего веселья. Когда Лукреция протянула ей свою руку, то она, разглядев линии, сказала: «Эта рука подвергнет большой опасности того человека, кому она отдана». Затем она взяла руку графа Джьованни и, не подозревая связи с предыдущим предсказанием, добавила: «Жена, избранная тобой, подвергнет твою жизнь опасности!»
Если бы старуха знала, что перед ней подеста Пезаро со своей супругой, то она вряд ли решилась бы на такие мрачные предсказания. Но теперь, с одной стороны, она, быть может, хотела отомстить мнимому слуге за его насмешливые взгляды, а с другой — усилить веру в своё искусство, набросив несколько мрачных теней на розовые, нарисованные ею картины будущее.
Джулия щедро одарила старую Сивиллу за труд; затем всё общество удалилось в полном убеждении, что она никогда не узнает, кто посетил её в этот день.
Как часто бывает в подобных случаях, слова, сказанные колдуньей Лукреции и её мужу, глубже запали в сердце молодой женщины, нежели предполагали её спутники. С этих пор в её воображении чаще прежнего стал рисоваться образ её старшего брата; она с ужасом думала о слухах, ходивших в городе о жестокости Чезаре, которому приписывали различные случаи тайных убийств. Впоследствии она не раз вспоминала с содроганием о таинственном предсказании, когда её мужу грозила опасность от её брата.
Остальные три синьоры и граф Джьованни скоро забыли болтовню колдуньи, так как считали все приключение забавой, которая могла занять их не более чем на один день. Запас развлечений в Пезаро был невелик, хотя граф Джьованни познакомил синьор со знатными фамилиями в окрестностях и устраивал для них различные поездки; между прочим, на виллу Imperiale и ко двору Урбино.
Герцогиня Урбино приняла с большим почётом знатных римлянок и, между прочим, представила им мальчика поразительной красоты, с задумчивым взглядом и правильными чертами лица. Это был Рафаэль, сын живописца Санти, который уже ревностно занимался искусством и заслужил милость герцога и его супруги удачными эскизами портретов и прелестными изображениями мадонн.
Тишина уединённой жизни в Пезаро была нарушена быстрее, нежели можно было ожидать, тем более что после удаления Карла VIII в верхнюю Италию и битвы при Форнуово, по-видимому, устранена была всякая возможность новых столкновений с французским королём. Папа сначала отправился в Орвиэто, затем в Перуджу, откуда был послан приказ графу Джьованни приехать с дамами. Несколько дней спустя папа вернулся в Рим со своей возлюбленной Джулией Фарнезе, её предшественницей Ваноццей и синьорой Адрианой, а граф Джьованни вернулся в Пезаро.
С тех пор как миланский герцог присоединился к итальянской лиге и оказался неприятелем французского короля, граф Джьованни Сфорца мог без колебания поступить на службу лиги по предложению Венеции. Но вследствие распоряжения папы, сделанного, вероятно, по просьбе Лукреции, он вынужден был оставаться ещё несколько месяцев в Пезаро.
Война уже была почти окончена, когда граф Сфорца получил дозволение отправиться в армию, между тем как Лукреция уехала в Рим.
ГЛАВА ХVI
Божий суд
Быстрое удаление Карла VIII с театра войны ни в каком случае не могло быть принято за доказательство его намерения очистить Неаполь; но тем не менее это событие, соответственно восприимчивому характеру итальянцев, вызвало необыкновенное воодушевление во всей стране. Хотя подобное патриотическое рвение не всегда отличается устойчивостью, но в первый момент оно во всяком случае действует с неудержимой силой. Венеция снова достигла своего высшего могущества, как бы в оправдание сделанного о ней отзыва, что в истории известны только три великие республики: Спарта, Рим и Венеция. Французский полководец и историк Филипп де Коммин во время войны прибыл в качестве посланника в Венецию, где провёл восемь месяцев. Он был послан сюда, чтобы склонить могущественную республику к союзу с Францией или, по крайней мере, к соблюдению нейтралитета. Для достижения этой цели он обещал от имени своего правительства предоставить различные выгоды республике, но осторожные венецианцы не доверяли этим обещаниям и с самого начала войны сомневались в успехе предприятия французского короля. Равным образом отвергнуты были предложения неаполитанского наследного принца Альфонса и султана Баязета, так как Венеция не хотела принимать никакого участия в войне. Но после занятия Рима французскими войсками, когда появилось опасение, что король заключит договор с бессовестным Александром VI, Венеция решилась составить лигу.
Главным поводом разрыва миланского герцога с французским королём послужило то обстоятельство, что Карл VIII отказался от дальнейших попыток восстановить фамилию Медичи во Флоренции. Вслед за тем Лодовико Моро вступил в соглашение со своим зятем Максимилианом и собрал многочисленное войско в Германии, так что положение французов становилось всё более и более затруднительным. Карл VIII решился наконец оставить Неаполь и поспешил через Рим в Тоскану, где к нему был выслан Савонарола, чтобы отклонить его от насильственных мер против Флоренции. Настоятель Сан-Марко смело явился перед королём и, ссылаясь на божественный авторитет, предсказывал, что над ним разразится небесная кара за его поведение в Италии. В заключение он упрекал Карла VIII, что он, несмотря на прежнее сделанное ему предостережение, не изменил своих намерений и не направил своего меча против неверных, а также недостаточно преследовал беспорядки, произведённые его армией в Италии.
Король после битвы при Форнуово расположился со своим войском в Мантуе, но здесь он получил печальное известие, что его сын, недавно родившийся у Анны Бретанской, внезапно умер. Этот случай придал особенный вес угрозам и предсказаниям Савонаролы и снова усилил значение настоятеля в глазах большинства публики. Король был настолько поражён смертью сына, разрушившей его надежды, что будущность стала представляться ему в самых мрачных красках. Ввиду этого он решился по возможности ускорить своё возвращение на родину.