Ганзейцы. Савонарола

Гекёр Оскар

В день погребения синьоры Ваноццы де Катанеи, матери Чезаре Борджиа и Лукреции, герцогини Феррарской, улицы «вечного города» с раннего утра были переполнены народом. Все стремились к похоронному шествию, во главе которого шли монахи с пением, множество священников и епископов в полном облачении; за гробом следовали другие монашеские ордена с зажжёнными свечами. В церкви была такая теснота, что весьма немногим удалось видеть вблизи погребальное торжество.

К числу их принадлежал немецкий августинский монах, который приехал из Виттенберга с целью узнать решение высшей церковной

коллегии по одному спорному вопросу. Несмотря на его молодость, настоятель монастыря решился дать ему это важное поручение предпочтительно перед другими монахами, так как помимо знания языков он не раз выказывал в различных случаях замечательную энергию и выносливость. Молодой августинец с радостью взялся за поручение, которое вполне соответствовало его деятельному и энергичному уму. Везде, где ему приходилось останавливаться, он старался уловить не только общий характер внешних явлений, но по возможности вникнуть в сущность исторических событий. Во Флоренции он посетил библиотеку монастыря Сан-Марко, при этом ему показали келью несчастного настоятеля Джироламо Савонаролы, где из уважения к его памяти всё было оставлено в прежнем виде. Молодой немецкий монах хорошо знал историю знаменитого отщепенца католической церкви, но при отсутствии беспристрастных и добросовестных известий не мог составить о нём правильного суждения. Только здесь, на месте деятельности и страданий Савонаролы, он понял его настоящее значение. Монахи показали ему розовый куст, вокруг которого Джироламо обыкновенно собирал своих приверженцев.

«Ещё не раз, — подумал он, — пророчество о Божьем царстве на земле будет превратно истолковано как умными, так и глупцами».

При осмотре монастыря Сан-Марко он подробно расспрашивал монахов о жизни и деятельности их бывшего настоятеля, но делал свои умозаключения относительно всего того, что видел и слышал. Немного лет прошло с тех пор, как Савонарола должен был умереть за свои убеждения, но в этот короткий промежуток времени цивилизация двинулась вперёд гигантскими шагами. Два таких великих события, как изобретение книгопечатания и открытие Америки, уже оказали своё влияние и заметно отразились на общем ходе вещей, хотя в это время даже умнейшие люди вряд ли могли предвидеть их дальнейшие последствия. Мысли виттенбергского монаха были пока исключительно направлены на решение религиозных или, вернее сказать, церковных вопросов. Но так как у него не было склонности к мечтательности, то светская власть папы и всё, что имело к ней отношение, преимущественно служили предметом его размышлений. До сих пор он видел в Савонароле только еретика, отступившего от церкви, но теперь ему стало ясно, что настоятель Сан-Марко хотел основать на земле новое царство обетованное и противопоставить папскому владычеству истинную церковь Христову. Он невольно вспомнил, что сто лет назад Гус погиб на костре по тому же поводу. Он также искал Божьего царства не во внутреннем совершенствовании, а в преходящих земных учреждениях. Немецкому монаху смутно представлялась возможность осуществления тех же надежд в духовной области. Но мысль о полном разрыве с католической церковью пока не приходила ему в голову.

Семья Медичи всё ещё жила в изгнании, хотя во Флоренции везде шли толки о том, что Лоренцо, сын Пьетро и внук Лоренцо Великолепного, скоро вернётся на родину и вступит в прежние права своего дома. Виттенбергский монах с особенным рвением следил за ходом политических событий, которые представлялись ему на месте в ином свете, нежели вдали, потому что тогда словесные и письменные известия, помимо медленности передачи, нередко затемнялись слишком узким пониманием.

По странному стечению обстоятельств судьба занесла его в Рим как раз к тому времени, когда погребали Ваноццу де Катанеи, ту женщину, с которой ещё раз в памяти людей воскресли весь внешний блеск, вся пышность, безнравственность и жестокие злодеяния, связанные с именем Борджиа. Ещё немало было очевидцев, которые могли сообщить никому не известные подробности на основании своих личных наблюдений. Новый папа жил так же роскошно, как и его предшественник. Великолепие его двора возбуждало глубокое негодование в душе скромного виттенбергского монаха; он видел, что деньги, пожертвованные всем католическим миром, употреблялись на светские произведения искусства. Невольно вспомнил он и о постыдной продаже индульгенций, которая производилась в его собственном отечестве, чтобы направить в Рим деньги, приобретённые в поте лица несчастным отупевшим народом. Хаос противоречивых мыслей охватывал голову взволнованного юноши; он ждал наития свыше, которое бы пролило луч света на окружавший его мрак.

Дела заставили его остаться в Риме на несколько недель, в продолжение которых он жил в августинском монастыре, смежном с церковью Santa Maria del popolo. В следующее воскресенье ему предстояло войти на кафедру этой церкви, чтобы в качестве гостя произнести латинскую проповедь. Можно было также ожидать, что папа, глава христианской церкви, ввиду важного поручения, возложенного на него, назначит ему особенную аудиенцию. На родине он слыл за учёного человека, так как усердно изучал Библию и читал лекции в Виттенбергском университете. Но он чувствовал, что пребывание в Риме изменит все его взгляды, и знал, что вернётся на родину другим человеком.

Во время погребения Ваноццы он мог видеть все подробности торжества, так как настоятель августинского монастыря заранее позаботился о том, чтобы доставить лучшее место своему гостю. Молодой монах внимательно следил за всем, что происходило перед его глазами; но на его лице уже не было выражения детского удивления, как в первые дни его пребывания в пышном городе, куда стекались богомольцы со всего христианского мира.

Настоятель августинского монастыря, заметив его издали, подошёл к нему и спросил с благосклонной улыбкой:

— Довольны ли вы своим местом, брат Мартин Лютер?

Виттенбергский монах молча поблагодарил его за внимание почтительным поклоном.