Гарем-академия 3. Капитан
Шрифт:
Видно, именно поэтому они и оказались в армии на подсобной должности: у магов посильнее или постарательнее хватает других возможностей заработать, построить карьеру или даже прославиться.
Остальные же представляли собой просто грамотных техников, которые либо изучали чароплетение только в теории, либо вовсе им не занимались, специализируясь на починке движущихся частей. Как правило, они и ломались: чары на военную технику ставились мощные, тут еще попробуй с ними что-то сделать! А если все-таки требовалось что-то подправить (ну там вновь надеть слетевшую петлю магического канала на какую-нибудь шестерню), хватало и рабочих перчаток. Что касается визуализации проблемы, то на гараж были наложены же чары,
Судя по расписанию чисток, висевшему на стене рядом с инструкцией по выходу в интранет, этот пух предполагалось убирать четыре раза в день. И так же часто — чистить браслеты всем сотрудникам. Плакат “Очисть браслет, Владыка смотрит на тебя с укоризной!” (и стилизованное изображение Дракона в старинном стиле) тоже висел на стене у входа, вместе с коробочкой очистителя. При этом браслеты у служилых, включая Рахата, переливались всеми оттенками угольной пыли. То есть по крайней мере на это требование ТБ тут забивали, хотя казалось бы чего проще: сунь руку с браслетом в коробочку и сразу достань. Даари в чистильщиках и потом в судьях настолько привыкла чистить свой браслет при каждом выходе из дуэльной аудитории, что даже не обращала на это внимания. Адептки тоже чистили браслеты постоянно; только это и позволяло многим клиенткам Даари заподозрить наведенные чары: если ты сама не колдуешь, а браслет слишком быстро темнеет — возможно, что-то не так. Поэтому такое наплевательское отношение действовало на нервы.
У Даари появилась неприятное предчувствие, что обязанность убирать магический “пух” скоро тоже перекинут на нее.
И точно: когда она посидела с магфоном примерно час, Рахат подошел к ней, протянув рабочие перчатки и совок.
— Можешь хоть пользу принести, пока ты тут торчишь. Хватит сидеть в чармиках, приберись по штатному расписанию. Знаешь, как?
— Сталкивалась, — сказала Даари, не став конкретизировать.
Она предчувствовала, что если сказать, что работала чистильщиком в Академии, обязанность по уборке закрепят за ней перманентно. А так есть шанс со временем от нее отвертеться. В конце концов, не офицерская обязанность! Правда, здесь, в гараже, у всех офицерский либо унтер-офицерский чин…
То, что она не сидит в чармиках или чатиках, а читает инструкции, она тоже не стала говорить. Кто его знает, этого Рахата! Вот по госпоже Лайет сразу стало видно, что она не станет валить ее специально, а справедливо оценит знания. По этому не понятно. Дашь понять, что ты не ленивая дура — глядишь, еще и ставить палки в колеса начнет… Может быть, даже буквально: все-таки колесную технику ремонтируют.
Короче, лучше начальству лишнего не говорить.
Уборка отняла у Даари больше времени, чем она рассчитывала. Ангар был просторнее любого дуэльного зала и даже зала для аудиенций. Кроме того, ей пришлось спуститься во все ремонтные ямы и проверить все вентиляционные решетки. К счастью, гараж проектировался недавно, поэтому решетки не отвинчивались, как в Академии, а просто отщелкивались. И второе удачное обстоятельство: Рахат свое хозяйство не запускал, если браслеты работники не чистили, то уборка тут проводилась по расписанию. Нигде Даари не нашла ни слизи, ни зарождающейся псевдо-жизни, и даже запах слегка подтухшего мяса не чувствовался.
Однако делать это четыре раза в день — убиться! Это же съест половину рабочего дня, на двуцикл ничего не останется. А у нее всего месяц, чтобы заставить эту развалину ездить. Это похлеще, чем то, что пришлось провернуть в Академии при подготовке к турниру!
Пока Даари убиралась, голова у нее почти не работала — в том смысле, что руки делали все чисто механически, нужно было только приспособиться к новому помещению. Поэтому воспоминания лезли на передний край сознания сами собой.
…Когда она поняла, что ее идея для Снегостроя не годится, Даари зарылась в литературу. Времени на это особо не было, но ее разобрал азарт: как так, неужели она не придумает что-нибудь получше? Придумала. Даже набросала что-то вроде конспективного реферата о природе страха: к тому времени она так привыкла учиться, что оформляла свои записи в одобряемую преподавателями форму почти автоматически.
Когда она явилась к Гешвири это обсуждать, та, кажется, удивилась.
— То есть ты считаешь, что от страха к смеху — быстрый переход?
— Ну да, — сказала Даари. — Страх — это прежде всего неизвестность, один из самых популярных видов страха — когда что-то чему-то не соответствует. Например, ты видишь человека с руками чуть длиннее, или с шестью пальцами, и начинаешь инстинктивно его избегать, потому что тебе жутко… или вот, почему многие люди боятся насекомых — считается, что это связано с тем, что насекомые сильно отличаются от млекопитающих, а все, отличное от нормы, пугает.
— Не все, — резко возразила Гешвири.
— Да ну? — едко спросила Даари. — А тебе никогда не говорили: “ты слишком волевая”, или там “слишком умная”, “парни будут тебя бояться”?
Гешвири нахмурилась.
— Разве что простолюдины!
Даари пожала плечами.
— Как хочешь… Ну ладно, я предлагаю просто попробовать мою идею. Вернуться к выскакивающим тварям всегда успеешь.
— А вместо выскакивающих тварей ты предлагаешь — что? Статуи со слишком длинными руками и животных с человеческими глазами?
— Ну, можно и так, — согласилась Даари. — Но вообще я больше думала о том, чтобы раскачать качели от страха до смеха. Чем больше мы обеспечим такой переход — тем лучше… Смотри, страх — это когда что-то не соответствующее норме, а смех — это когда что-то не соответствует ожиданиям! Очень близок друг к другу!
Гешвири задумалась.
— Риторическая конструкция красивая, но лучше поясни простыми словами, — наконец сказала она.
— Ну смотри, — сказала Даари. — Когда в привычных вещах мы находим что-то непривычное, мы либо смеемся, либо пугаемся. Все зависит от того, в какую сторону это непривычное выкрутилось… Например, представь, что у нас корова, пятна на шкуре которой сложились в форму знака “смерть”! Страшно? Страшно! А если прямо на твоих глазах знак “смерть” меняется в идеограмму полового акта, которую на заборах пишут, то что?
Гешвири хмыкнула.
— Вот видишь! Тебе уже смешно. А представь, каково будет жюри?
— Это не… — Гешвири осеклась, сообразив, что хмыканье — тоже смешок.
— Ладно, допустим, — сдалась она. — Будем пробовать.
В конце двенадцатого месяца, прямо перед новогодними праздниками объявили о конкурсах в Турнире. В части обязательных — снегострой, капитанский и командный бой — все осталось без изменений. Еще тремя стали “Интеллектуальная игра” (правила прилагаются), конкурс творческой самодеятельности (Тоннар аж плевалась) и, внезапно, конкурс на создание сетевой игры по литературному сценарию. При этом сценарий нужно было представить на одобрение комиссии заранее.
— М-да, — хмыкнула на это Гешвири, — похоже, полностью взять на себя Сетевой конкурс тебе не удастся.
— Почему? — Тоннар вскинула брови. — По-вашему я что, простейшую игруху на готовом движке не состряпаю?
— Простейшую игрушку на готовом движке состряпает кто угодно, — королевским жестом руки отмела это соображение Гешвири, и Даари почувствовала некоторый стыд при мысли о том, что она даже не поняла, о каком “движке” они говорили. По контексту ясно, что не о движителе магической повозки, но кроме этого она ни беса не поняла.