Гарем
Шрифт:
— Зачем, ага кизляр?
Хаджи-бей замолчал в нерешительности. Он знал лекаря как человека, искренне преданного султану Баязету. Но чью сторону он примет, если султан умрет?
Словно прочитав его мысли, лекарь сказал:
— Напрасно ты опасаешься, что я поддержу принца Ахмеда, дружище. Уж ты-то должен знать меня хорошо. Или уже забыл, как я, тогда еще совсем молодой человек, боролся за жизнь умирающего принца Мустафы? Я просидел у его изголовья всю ночь, невыносимо страдая, видя, как бедняжка мучается в страшной агонии, которую я ничем не мог облегчить. Когда же он испустил дух, я искренне возблагодарил Аллаха за то, что тот наконец сжалился над ребенком и прекратил
— Спаси султана, если сможешь, — ответил Хаджи-бей. — Он должен публично лишить Ахмеда всех прав, иначе нам не миновать войны. А мы должны избежать этого. Любой ценой. Есть немало тех, кто поддержит Ахмеда, надеясь через него получить власть в собственные руки.
— Янычары?
— Нет-нет, — покачал головой ага. — Бали-ага предан султану, а после него будет предан Селиму. А янычары последуют за своим вожаком.
— Тогда, считай, полдела сделано, ага. Тем более что и народ души в Селиме не чает.
— Народ?! Тьфу! Народ — это толпа, которая пойдет туда, куда ее позовут. Во дворце еще сидят гнусные шакалы, но я надеюсь в ближайшее время избавиться от них.
Лекарь кивнул в знак согласия:
— Займусь своим пациентом, ага.
— Хорошо, а я пока распоряжусь, чтобы создали все условия для его выздоровления, — сказал Хаджи-бей. — И прослежу, чтобы у покоев султана поставили дополнительную охрану. Нельзя допустить, чтобы весть о его тяжелом состоянии покинула стены этого дворца.
С этими словами ага приблизился к дивану и взглянул на султана. Баязет спал, и гримаса боли исчезла с его лица. Хаджи-бей еле слышно вздохнул. Он сам был уже стар и чувствовал усталость. Он не желал своему повелителю зла, ибо Баязет всегда был добр к нему. Но Хаджи-бей мечтал увидеть день, когда на трон поднимется принц Селим, сильный и молодой, приняв от отца бремя государственной власти. Тогда дело будет сделано и можно будет успокоиться.
Еще раз тяжело вздохнув, старик вышел из покоев султана.
Глава 27
Великий визирь помогал султану определять внутреннюю и внешнюю политику Османской империи, но при дворе Баязета настоящим хозяином был ага кизляр. Он действовал от имени султана, и потому слово его являлось для всех законом. Хаджи-бея любили за доброту и великое терпение, но вместе с тем боялись, ибо знали, что он скор на расправу. Хаджи-бей являлся одним из самых могущественных людей во времена правления султана Баязета.
Он лично проследил за тем, чтобы в народе узнали о том, что султан слег от переутомления и вдобавок из-за измены кадины, о которой ему стало известно. Бесму, как было сообщено официально, казнил палач, а тело ее зашили в мешок и бросили в море.
Люди были потрясены, но отнюдь не тем, что Бесму задушили, ибо сей вид казни был в империи чрезвычайно распространен, и не тем, что ее не похоронили, а предали волнам, ибо и это было в порядке вещей. Нет, люди удивлялись тому, что эта женщина, которая столько лет творила зло, все же понесла заслуженное наказание. Те немногие, кто был посвящен в ее коварные планы, теперь тряслись от страха, боясь, что их изобличат и накажут за то, что они не донесли на нее. Но большинство не сомневались ни в способности султана распознать зло, ни в его власти и тихо ждали, когда же Бесма совершит свою последнюю ошибку, за которую поплатится жизнью.
По городу ходили многочисленные слухи. В народе уже знали о побеге принца Ахмеда и поговаривали, что вот-вот в столицу с большой пышностью въедет принц Селим. И спрашивали друг друга; почему наследник скрылся? Может быть, был со своей матерью заодно? И правда ли, что султан слег от переутомления? Может быть, на него совершили покушение? И оно удалось? И является ли принц Ахмед до сих пор наследником?
Константинополь бурлил в предвкушении ответов на все эти вопросы.
Утро выдалось ясным и солнечным. Город проснулся с рассветом, и жители высыпали на улицы. Константинополь требовал грандиозного зрелища, и ага кизляр приложил все усилия к тому, чтобы не разочаровать столицу, чтобы народ надолго запомнил въезд принца Селима в город. Перед Хаджи-беем стояла достойная задача: поднять народ на борьбу за младшего сына султана, если вдруг принц Ахмед посмеет напасть на город.
На улицах сегодня было немало тех, кто отлично помнил тот далекий день, когда принц Селим покидал Константинополь, уезжая править Крымской провинцией по приказу своего отца. Теперь он возвращался. Позже многие еще зададутся вопросом: с чем именно связано это возвращение? Но сейчас людям хотелось праздника, и они радовались в предвкушении его.
Вдруг мальчишка, сидевший на высоком дереве за воротами города, крикнул:
— Едут!
Те, кто стоял ближе к воротам, невольно вытянули шеи и напрягли зрение, пытаясь что-нибудь увидеть вдали. И они увидели сначала облако пыли на горизонте, которое росло мучительно медленно. Наконец стало ясно, что скачут татары, свирепые воины и верные слуги Селима. Вдруг им навстречу из города устремился эскадрон янычаров, одетых в красно-зеленые одежды и на лошадях гнедой масти, На несколько мгновений в толпе воцарилось замешательство. Что сейчас будет? Может быть, принцу Селиму запрещен въезд в город?
Янычары на ходу обнажили свои кривые сабли. Татары ощетинились копьями.
Неужели сейчас будет сеча? Толпа нервно заколыхалась, многие уже подумывали о том, что, может быть, лучше разбежаться по домам. От греха подальше.
Вдруг янычары хором подняли клич:
— Селим! Селим! Селим!
Двигавшиеся навстречу друг другу всадники смешались.
— Селим! Селим! Селим! — истошно подхватили татары.
Янычары и татары торжественно в одном строю въехали в городские ворота. Сильные, крепкие молодые люди, с детства взращенные в духе строжайшей военной дисциплины. Редко когда людям удавалось видеть улыбающегося янычара, но сегодня был именно тот случай.
Вслед за эскадронами в городе показалась большая группа танцующих и празднично наряженных детей. Кое-кто из них нес в руках корзины, наполненные лепестками цветов, которые они разбрасывали у себя под ногами. Другие же бросали по сторонам пригоршни золотых динаров, что еще больше подняло настроение встречавшего народа.
За детьми в город на Смерче въехал принц Селим во всем белом. Узкие шелковые панталоны, белая шелковая рубаха с золотой нитью и великолепный персидский халат, расшитый золотом и усыпанный мелкими бриллиантами. Он надел высокие сапоги из мягкой золотистой замши, а на коротко остриженной голове красовался небольшой белый тюрбан с желтым бриллиантом величиной с куриное яйцо и пером белой цапли. Поверх халата на плечи принца был наброшен белый шерстяной плащ с чеканной золотой пряжкой, полы которого стелились по крутым бокам жеребца.