Гаргантюа и Пантагрюэль — II
Шрифт:
Тем временем я, рассказчик правдивых этих истории, укрылся под листом лопуха, не менее широким, чем арка Мантрибльского моста. Когда же я увидел, как хорошо они защищены, я было направился к ним под прикрытие, но их там набилось, как сельдей в бочке, и втиснуться мне не удалось. Тогда я. постарался залезть как можно выше и, пройдя добрых две мили по языку, в конце концов забрался в рот.
Но, боги и богини, что я там увидел! Да поразит меня Юпитер громовержущим своим трезубцем, если я вру! Я ходил там, как по св. Софии в Константинополе, и видел скалы, высокие, как горы в Дании, — по-видимому, это зубы, — обширные луга, дремучие леса и большие укрепленные города, вроде нашего Лиона или Пуатье.
Первый, кого я там встретил, был один добрый человек, сажавший капусту. Я очень удивился и спросил:
— Что ты, братец, делаешь?
— Сажаю капусту, — отвечал он.
— Чего ради? — спросил я.
— Ах, сударь! — отвечал он. — Не всем же быть богатыми, — всем сытым быть, так и хлеба не станет. Это мой заработок, я ношу капусту на рынок вон в тот город, что сзади.
— Господи Иисусе! — воскликнул я. — Да здесь целый новый свет!
— Нисколько он не новый, — возразил он, — а вот говорят, что где-то неподалеку есть новая земля, с солнцем и с луной, и что на ней творятся славные дела, однако наш свет древнее.
— Отлично, братец, — сказал я, — а как же называется город, куда ты носишь продавать капусту?
— Город называется Асфараг, — отвечал он, — живут там христиане, люди хорошие, они вас накормят и напоят.
Коротко говоря, я порешил туда сходить.
Дорогой я повстречал малого, ловившего голубей, и спросил его:
— Откуда здесь голуби, братец?
— С другого света, сударь, — отвечал он.
Тут я себе представил, что, когда Пантагрюэль зевает, голуби, приняв его глотку за голубятню, тучами влетают туда.
Затем я вошел в город, и он показался мне красивым и хорошо укрепленным, а местность — здоровой, но, к великому моему удивлению, стража у ворот потребовала у меня свидетельство о состоянии здоровья.
Да что у вас тут, чума свирепствует, господа? — спросил я.
— Ах, сеньор! — отвечали они. — В наших краях умирает столько народа, что телеги не успевают свозить мертвые тела.
— Боже правый! — воскликнул я. — Да где же это?
Оказалось, что это в Ларинге и в Фаринге, двух больших богатых торговых городах вроде Руана и Нанта, рассадником же чумы являются зловонные и заразные испарения, кои с некоторых пор стали подниматься из пропастей, отчего за одну неделю умерли два миллиона двести шестьдесят тысяч шестнадцать с чем-то человек.
Я призадумался, пораскинул умом и догадался, что зловоние это исходит из Пантагрюэлева желудка, оттого что он, как было сказано выше, наелся мяса с чесноком.
Далее путь мой лежал среди скалистых гор, и на одну из них я взобрался и нашел, что это самое красивое место в мире: я увидел прекрасные манежи для игры в мяч, галереи, луга, обширные виноградники и множество домиков в итальянском вкусе, раскиданных среди прелестных полей, и тут я провел месяца четыре, и нигде еще не ел я так сытно, как здесь.
Затем, пробираясь к нижней губе, я стал спускаться по коренным зубам, но по дороге в большом лесу, тянувшемся до самых ушей, меня ограбили разбойники.
Далее я набрел на село, прилепившееся к горному склону, — вот только я забыл его название; нигде я так хорошо не питался, как здесь, да еще и денег немного заработал. И знаете чем? Спаньем. Здесь нанимают людей спать, платят им поденно, и заработать этим можно не меньше пяти-шести су в день, те же, кто особенно громко храпит, зарабатывают до семи с половиной су. Я рассказал сенаторам, как меня обчистили, и они мне сказали, что по ту сторону в самом деле живут разбойники и лиходеи, из чего я вывел заключение, что как у нас говорят: «по эту сторону гор», «по ту сторону гор», так здесь существует «эта» и «та» сторона зубов, и на «этой» стороне гораздо привольнее, и воздух здесь лучше.
Тут я понял, сколь правы те, которые говорят, что одна половина человеческого рода не знает, как живет другая: ведь никто еще не описал этих краев, а между тем здесь более двадцати пяти населенных королевств, не считая пустынь и большого пролива; впоследствии я все-таки написал объемистую книгу под заглавием История горланов, назвал же я местных жителей так потому, что живут они в горле у моего повелителя Пантагрюэля.
В конце концов мне захотелось обратно, и, спустившись по его бороде, я спрыгнул к нему на плечи, оттуда скатился наземь и упал к его ногам.
— Откуда ты, Алькофрибас? — заметив меня, спросил он.
— Из вашей глотки, государь, — отвечал я.
— Сколько же времени ты там пробыл? — спросил он.
— Я находился там с того времени, как вы пошли на альмиродов, — отвечал я.
— Значит, больше полугода, — сказал он. — Что же ты пил? Чем питался?
— Тем же, что и вы, государь, — отвечал я. — Я взимал пошлину с самых лакомых кусков, проходивших через вашу глотку.
— Ну, а куда же девалось твое г…? — спросил он.
— В глотку к вам, государь, поступало оно, — отвечал я.
— Ха-ха-ха! Шутник же ты, я вижу! — молвил Панта-грюэль. — А мы тут с Божьей помощью завоевали всю землю дипсодскую. Тебе я жалую кастелянство Рагу.
— Весьма признателен, государь. — сказал я. — Я ничем не заслужил такой милости.
Глава XXXIII.
О том, как Пантагрюэль занемог и как он излечился
Малое время спустя добрый Пантагрюэль заболел: у него схватило живот, и он не мог ни пить, ни есть, а так как беда не приходит одна, то у него еще появилась горячая моча, и вы себе не представляете, что это была за мука, однако всевозможные слабительные и мочегонные, которые применялись врачами, очень ему помогли: он помочился, и боль отпустила.
Моча у него была такая горячая, что и по сию пору еще не остыла, и там, где она протекала, в разных местах образовались так называемые горячие источники, а именно:
Во Франции:
В Котре, В Баларюке,
В Лимонсе, В Нери,
В Даксе, В Бурбон-Ланси и др.
В Италии:
В Монте-Гротто, В Сант-Элена,
В Абано, В Казанова,
В Сан-Пьетро-ди-Падуа, В Сан-Бартоломео.
В графстве Болонском:
В Порретте
и во многих других местах.
К великому моему изумлению, множество шалых философов и лекарей тратит время на споры, что придает вышеперечисленным источникам теплоту: бура, или же сера, или же квасцы, или же рудниковая селитра, и городят при этом всякий вздор, а между тем уж лучше бы они зады себе чесали, а не языки, и не теряли попусту время на споры о том происхождение чего им неведомо, тогда как дело объясняется весьма просто, и раздумывать тут нечего: вышеназванные источники горячи оттого, что своим возникновением они обязаны горячей моче доброго Пантагрюэля.