Гарики предпоследние. Штрихи к портрету

Губерман Игорь Миронович

*

Рожденные кидаться на врага — томятся, вырастая, и скучают, потом их держат быта берега, где чахнут эти люди и мельчают.

*

Вижу я за годом год заново и снова, что поживший идиот — мягче молодого.

*

О, я отнюдь не слеп и глуп: везде, где чинно и серьезно, внутри меня большой тулуп надет на душу,

чтоб не мерзла.

*

Забавные печали нас измучили, былые сокрушая упования: не знали мы, что при благополучии угрюмее тоска существования.

*

Потоки знания волной бурлят уже вдоль носоглотки, поскольку разум бедный мой — не безразмерные колготки.

*

При спорах тихо я журчу, чтоб не являлась пена злая; когда не знаю, то молчу, или помалкиваю, зная.

*

Хотя уже ушли те времена и чисто на житейском небосводе, подонков и мерзавцев имена в душе моей болят к сырой погоде.

*

Терпя с утра зеркал соседство, я бормочу себе под нос, что время — сказочное средство для выпадения волос.

*

Нет, я умнее стал навряд ли, но безразличнее — стократ, и руку жму я всякой падле, и говорю, что видеть рад.

*

Увы, над этим неуклонно трудились лучшие умы: дерьмо сегодня благовонно намного более, чем мы.

*

К работе азарт у меня — от опыта жизни простого: гулять после полного дня приятней, чем после пустого.

*

Порой дойдешь до обалдения от жизни кряканья утиного, и в сон тогда плывут видения, и все про бегство до единого.

*

Сейчас такая знаний бездна доступна всякому уму, что стало спорить бесполезно и глупо думать самому.

*

Мы сколько ни едим совместной соли, а в общую не мелемся муку, у всех национальные мозоли чувствительны к чужому башмаку.

*

Изрядным будет потрясение, когда однажды — смех и плач — везде наступит воскресение, и с жертвой встретится палач.

*

На всем пути моем тернистом — давно мы с Богом собеседники; Он весь играет светом чистым, но как темны Его посредники!

*

Во

мне, безусловном уже старожиле, колышется страх среди белого дня: а что, если те, кто меня сторожили, теперь у котла ожидают меня?

*

Я в поезде — чтоб ноги подышали, ботинки снял и с ними спал в соседстве, а память в лабиринте полушарий соткала грустный сон о бедном детстве.

*

Уже я к мотиву запетому не кинусь, распахнут и счастлив, — я знаю себя, и поэтому с людьми я не сух, но опаслив.

*

Случайная встреча на улице с другом, досуг невеликий — на две сигареты, но мы холоднее к житейским недугам, когда наши души случайно согреты.

*

Мне мило все: игра чужих культур на шумных площадях земной округи и дивное различие фактур у ручек чемодана и подруги.

*

О чем-то говорить я не хочу, о многом — ядовиты словопрения, поэтому все чаще я молчу, в немые погрузившись умозрения.

*

Время сыпется струйкой песка, мухи памяти дремлют в черниле; ностальгия — смешная тоска по тому, что ничуть не ценили.

*

В душе сильнее дух сиротства, и нам поделать с этим нечего, когда оплошность или скотство мы совершаем опрометчиво.

*

Давно уже не верю в пользу споров и беганья за истиной гурьбой, я больше почерпнул из разговоров, которые веду с самим собой.

*

Теперь я только волей случая знакомых вижу временами, тяжелый дух благополучия висит уныло между нами.

*

Семью надо холить и нежить, особо заботясь о том, чтоб нелюди, нечисть и нежить собой не поганили дом.

*

Пребывая в уверенном мнении обо всем, ибо тесно знаком, дело славное — в этом затмении величаво прожить мудаком.

*

В порядочности много неудобства, что может огорчать и даже злить: испытываешь приступ юдофобства, а чувство это — некому излить.

*

То, что я вижу, — омерзительно, уже на гибельной ступени, но страшно мне лишь умозрительно, а чисто чувственно — до фени.