Гарики предпоследние
Шрифт:
от полуслова полушёпотом
гуляка делался философом.
785
Прошлых песен у нас не отнять,
в нас пожизненна русская нота:
я ликую, узнав, что опять
объебли россияне кого-то.
786
Мы у Бога всякое просили,
многое услышалось, наверно,
только про свободу для России
что-то изложили мы неверно.
787
Весной в России
весна стервозна и капризна,
сошли снега, и стало видно,
как жутко засрана отчизна.
788
А Русь жила всегда в узде,
отсюда в нас и хмель угарный:
ещё при Золотой Орде
там был режим татаритарный.
789
Видно, век беспощадно таков,
полон бед и печалей лихих:
у России – утечка мозгов,
у меня – усыхание их.
790
Уже былой России нет
(хоть нет и будущей покуда),
но неизменен ход планет,
и так же любит нас Иуда.
791
Забавно, что в бурные дни
любую теснят сволоту
рождённые ползать – они
хватают и рвут на лету.
792
Когда Российская держава,
во зле погрязшая по крыши,
на лжи и страхе нас держала,
у жизни градус был повыше.
793
Клюя рассеянное крошево,
свою оглядывая младость,
я вижу столько там хорошего,
что мне и пакостное в радость.
794
Дух воли, мысли и движения
по русской плавает отчизне,
а гнусный запах разложения
везде сменился вонью жизни.
795
Среди российских духа инвалидов
хмельных от послабления узды,
я сильно опасаюсь индивидов,
которым всё на свете – до звезды.
796
Худшие из наших испытаний
вырастились нашими же предками:
пиршество иллюзий и мечтаний
кончилось реальными объедками.
797
Две породы лиц в российском месиве
славятся своей результативностью:
русское гавно берёт агрессией,
а гавно еврейское – активностью.
798
Не чувствую ни света, ни добра
я в воздухе мятущейся России,
она как будто чёрная дыра
любых душевно-умственных усилий.
799
Я вырос в романтическом настрое,
и свято возле сердца у меня
стоят папье-машовые герои
у вечного бенгальского огня.
800
Увы,
но для отбора фильтров нет,
сочатся суки и гавны
во всякий властный кабинет.
801
При папах выросшие дети
в конце палаческой утопии
за пап нисколько не в ответе,
хотя отцов – живые копии.
802
Всегда бурлил, кипел и пенился
народный дух, и, мстя беде,
он имя фаллоса и пениса
чертил воинственно везде.
803
Понятие фарта, успеха, удачи
постичь не всегда удаётся:
везде неудачник тоскует и плачет,
в России – поёт и смеётся.
804
Свобода обернулась мутной гнусью,
всё стало обнажённей и острей,
а если пахнет некто светлой Русью,
то это – засидевшийся еврей.
805
На всех осталась прошлого печать,
а те, кто были важными людьми,
стараются обычно умолчать,
что, в сущности, работали блядьми.
806
Свободу призывал когда-то каждый,
и были мы услышаны богами,
и лёд российский тронулся однажды,
но треснул он – под нашими ногами.
807
Присущий и воле, и лагерным зонам,
тот воздух, которым в России дышали,
ещё и сейчас овевает озоном
извилины шалых моих полушарий.
808
Чего-нибудь монументального
всё время хочется в России,
но непременно моментального
и без особенных усилий.
809
Всё так сейчас разбито и расколото,
оставшееся так готово треснуть,
что время торжества серпа и молота —
стирается, чтоб заново воскреснуть.
810
Тягостны в России передряги,
мёртвые узлы повсюду вяжутся;
лишь бы не пришли туда варяги —
тоже ведь евреями окажутся.
811
Воздух ещё будет повсеместно
свеж, полезен жизни и лучист,
ибо у России, как известно,
время – самый лучший гавночист.
812
Россия свободе не рада,
в ней хаос и распря народов,
но спячка гнилого распада
сменилась конвульсией родов.
813
Хоть густа забвения трава,
только есть печали не избытые: