Шрифт:
Деньги не столько правят миром, сколько душами. Одним они даны во благо, другим во зло. Не каждому, далеко не каждому, дано пройти испытание на прочность
деньгами. Так что иному их лучше вовсе не иметь по состоя- нию души, нежели чем тогда, когда они у него прибывают
в изобилии.
В.В. Лёвин
Част
ь
1
ПЫТК
А
В начале третьего тысячелетия в России о пытках разве что ленивый не говорил. Так уж получилось, так уж сложи- лось, что на протяжении столетий одни русские люди пы- тают и казнят миллионами других русских людей. И кто, скажите, в этом виноват? Коль не сами русские люди в этом виноваты! Нация, имею я в виду. Нация ко всему покорных и подобострастных обывателей, живущих на про- тяжении веков инстинктами. Инстинктами выживания, инстинктами, я бы сказал, самосохранения…
Вадим Лёвин
Шёл одна тысяча девятьсот девяносто шестой год. Был конец мая. Погода в эту субботу на улице была прелестной и по ощуще- нию летней. О чём в первую очередь свидетельствовали ласковые солнечные лучики, успевшие прогреть к полудню воздух не менее чем до двадцати градусов тепла. Ничто не напоминало в тот день об ускользающей весне, всё говорило тогда в пользу лета. Жители города забыли в этот выходной день о повседневных заботах и хло- потах, забыли про слякоть, которая так свойственна марту и апрелю, и жили предчувствием пляжного сезона и поры летних отпусков в жаркое лето. Пребывая при этом в большинстве своём в благост- ном, мечтательном настроении. Каждый мечтал о своём. У каждого были свои планы как на предстоящий день, так и на предстоящий летний сезон. Никто не думал о плохом, предвкушая очередную поездку к морю или же ту или иную туристическую поездку в те или иные заморские края.
На улицах города было пустынно, как это обычно и бывает в полдень выходного дня. Повсюду чирикали птички, во дворах на детских площадках резвились детишки, а их мамочки или же па- почки, а то и дедушки с бабушками с радостью в душе наблюдали за тем, как их детки озорничают и кружат бесконечные хороводы, перебегая от качелей к песочнице, от песочницы к горочке и наоборот. Благодушное настроение царило везде и во всём, под-
Гарин
тверждением чему были застывшие улыбки на лицах большинства горожан. Без всяких сомнений можно утверждать, что многомил- лионный город в этот несуетный день был благожелателен к пода- вляющему большинству своих обитателей.
А в это самое время в одном из зданий, в одной из городских пятиэтажек, обнесённой по всему периметру металлической огра- дой, на улице имени маршала Рыбалко, в тогдашнем здании РУБОП, в стороне от людских глаз, в одном из многочисленных кабинетов, лежал на полу с застёгнутыми за спиной наручниками один из жителей мегаполиса, песчинка, невидимая из толпы горо- жан, мужчина, на вид которому было тридцать – тридцать пять лет. Мужчина с опаской, с самым плохим предчувствием поглядывал в сторону входной двери. Девяностокилограммовый предприни- матель Платон Гарин, точно мешок с дерьмом, валялся посреди кабинета на полу, посматривал на дверь, застыв в ожидании того, когда же его мучители вновь войдут в кабинет и примутся за старое. Продолжат над ним изуверствовать. Полтора часа назад его первый раз ударили в грудь ногой, после чего он пошатнулся, не удержался на ногах и упал. Сразу же попытался встать на колени, но тут же получил ещё один, повторный удар ногой в область груди, после чего с пола уже не пытался вставать, но лишь, стиснув зубы, молчал и терпел, стараясь при этом не издавать ни единого звука. Но не всегда, надо признать, это у него получалось. Иногда он всё же мычал и стонал от нестерпимой боли. Но рот при этом держал на замке, искусав свои губы в кровь. Как ему до сих пор удавалось терпеть истязания, знал скорее всего только Создатель. Ведь пытали его на протяжении вот уже почти полутора часов не по-детски. Средневековым, садистским образом пытали. Делали это, пооче- редно сменяя друг друга, шесть человек, по двое, в три, так сказать, смены. Кто что тогда вытворял из них с телом Гарина, что называ- ется, кто во что горазд. Задавая при этом Платону один и только один вопрос: «Где быки?»
На одной из стен прямо под потолком, на металлической пере- кладине, висели те подручные средства, к которым они прибегали, если не били Гарина ногами. Особые страдания Платону, после которых он, собственно, мычал и кусал губы в кровь, доставляло то, когда к его ушам прикладывали деревянные колодки и пропу- скали через них разряд тока. Астматику Гарину также становилось несколько не по себе и после того, как на его голову дважды наде- вали противогаз и перегибали после этого шланг. Так что к этому моменту Гарин только и мечтал в душе о том, чтобы в этот свой очередной заход в кабинет мучители только лишь били его ногами,
Вадим Васильевич Лёвин
пусть даже и с мыска и куда угодно, но только не по яйцам. Изму- ченный и истерзанный побоями Гарин смотрел, как загнанный зверь, в сторону двери и вспоминал брата и маму. Перед его глазами вставали, мелькали отдельными эпизодами событий как похороны брата Валерия, так и глаза, а также и слёзы, и рыдания матери до, после и во время тех самых похорон. Гарин смотрел в сторону двери и на самом деле думал о том, что же станет с его мамой, если и с ним произойдёт то же самое, что случилось двумя годами ранее с его братом Валерием, июлем месяцем, в то самое время, когда Пла- тон после очередного отпуска возвратился с семьёй из Парижа в Москву…
…Платон нащупал в связке нужный ключ, просунул его в про- резь замочной скважины, провернул на три оборота, ухватился за ручку и распахнул настежь дверь, пропустив вслед этому в квар- тиру своих домочадцев. Счастливых и уставших по окончании ту- ристической поездки в Париж детей: сына – Костика, и дочь – Ирочку, а также и супругу Полину. К этому лету овну Платону Юрьевичу Гарину исполнилось полных тридцать два года. Выгля- дел Платон тогда упитанно и презентабельно. К этому одна тысяча девятьсот девяносто четвёртому году он благодаря предпринима- тельскому чутью (врождённой, я бы сказал, «чуйке») своей супруги, тельца Полины Гариной, не только обрёл почву под ногами, но и крепко-накрепко встал на ноги. Так что, вне всяких сомнений, ощущал себя финансово независимым, некоторым образом всемо- гущим пред прочими людьми человеком. В браке же за Полиной Платон Гарин состоял девять лет. К особенностям характера Пла- тона Гарина можно было смело отнести то, что он с детских лет умел постоять за себя – не уронить, так сказать, честь в бою, иными словами, имел привычку отвечать ударом на удар, оставаясь при этом весьма и весьма осторожным по жизни человеком, и посему никогда не лез на рожон первым, никогда и ни при каких обстоя- тельствах. А если, например, видел пред собой человека более силь- ного и удалого (с более смелым и твёрдым взглядом), то и вовсе из-за врождённого чувства самосохранения отступал. Но на колени при этом ни перед кем не вставал и, как следствие, чувство соб- ственного достоинства хранил. Но это было с ним так в дни его далёкого детства и в дни его юности и молодости. Сейчас же, по прошествии лет, Гарин уже после того, как стал богат и славен, напрочь утратил как связь с реальностью, так и былую осторож- ность как в поступках, так и в словах и делах. Деньги, знаете ли, портят людей, в особенности шальные и быстрые. Но не всех. Пло-
Гарин
хих так точно вначале портят, а затем и губят. Хорошего же чело- века, как правило, никакими деньгами испортить нельзя. Платон Юрьевич, вне всяких сомнений, относил себя к числу людей хоро- ших. Он считал себя добрым сердцем, отзывчивым душой и не испорченным деньгами человеком. Человеком, одним словом, порядочным. Что же, имел тогда полное право он так думать и считать…
Первые же свои серьёзные деньги, теперь уже без сомнения наш с вами, Платон Юрьевич Гарин заработал вместе со своей супругой Полиной, находясь на службе в рядах тогда ещё Советской армии. Непосредственным же начальником лейтенанта Гарина в ту пору был заместитель командира полка по тылу, многоопытный и пуд соли съевший на армейской службе майор Зеленцов. Именно он и выделил Гариным отдельную комнату в трёхкомнатной комму- нальной квартире в военном городке. Так что вскоре, через неделю после новоселья, в гости к Гариным на пару дней пожаловала мать Платона Евгения Никитична. В первых же числах февраля к Пла- тону Гарину приехал пожить его брат Валерий, с которым они не виделись долгие годы. Не виделись с того самого дня, как Валерий угодил первый раз за решётку. Приехал к брату Валерий надолго, приехал с таким расчётом, чтобы устроиться здесь на работу, ибо по законам того времени путь в Москву из-за наличия судимости был ему заказан. В те дни, когда Платон хлопотал насчёт трудоу- стройства брата, Валерий мало выходил на улицу. Он, можно ска- зать, чурался людей и по большей части проводил всё своё свобод- ное время в соседней с Гариными комнате, в которой проживала одинокая и находившаяся в то время в отпуске вольнонаёмная двадцати восьми лет, тёмно-русая Валентина Смирнова. Но, пого- стив у Платона чуть более трёх недель, Валерий неожиданно, вовсе не объясняя причин, в один день собрался в дорогу и уехал из во- енного городка. Подавшись вначале в Москву, а затем уже и на Украину.
Соседка же Гариных по коммунальной квартире, вольнонаёмная Валентина, в комнате у которой Валерий пропадал часами, только что и спрашивала впоследствии у Платона о том, когда же вновь увидит Валерия. Спрашивала и тогда, когда Гарины переехали в отдельную квартиру, уже после того, как у них родился сын. При каждой случайной встрече на улице спрашивала и интересовалась у Платона: «Как Валера, что Валера, где Валера?», а заодно и посто- янно зазывала его в гости, настолько Валерий ей тогда приглянулся, на душу, что ли, лёг. Что ей мог тогда сказать на это Платон? Что ответить одинокой Вале? Ну, разве что сказать ей о том, что Валерий