Гармонист
Шрифт:
Никон отвел глаза от проницательного взгляда Баева:
— Может, каждому охота... А я там работал...
— Ну, вот то-то! Знаешь, что я тебе скажу?
Парень насторожился.
— Ты не скисай, что не пошлют тебя! Не скисай!.. Твои дела теперь распрекрасные. Все видят, что ты за звание свое, за ударничество крепко держишься. Но не забывай, что достиг ты этого еще недавно. А другие по-ударному работают не первый месяц. Это пойми!
Никон старался это понять. Но ныло и болело в нем желание съездить с бригадой, съездить полноправным членом ее...
46
В тот день, когда бригада должна была отправляться на Владимировские шахты, Никон ходил сам не свой. Много переболело в нем в предшествующие дни. Много волнений пережил он, когда на слете ударников выбирали бригаду и когда все дружно выкрикивали имена Зонова, Баева и других лучших ударников. Но в этот день ему было особенно тяжело. Вот если бы он мог поехать вместе с другими. А оказывается — еще не достоин он. Оказывается, что рано он размечтался. Вот другие, те — могут, тем почет и уважение. Баев, Зонов — эти достигли. Как весело и любовно называли на слете их имена шахтеры, как жарко и бурно хлопали, одобряя их избрание!..
Никон пришел на вокзал к поезду, с которым уезжала бригада. Он сам не знал, зачем он пошел, но удержаться не мог. Увидев всю бригаду, весело и деловито усаживавшуюся в вагон, он еще раз ожегся обидой и ревностью. Особенно тяжко стало ему видеть Баева, который явился со своей гармонью, был весел и сыпал кругом острые прибаутки.
Баев заметил Никона и поманил его:
— Передавать поклоны от тебя?
— Передавай! — невесело согласился Никон.
— Да ты не хмурься! Держи голову выше!.. Выше, Старухин! В следующий раз и ты поедешь!
— Когда это будет еще, в следующий раз?! — недоверчиво возразил Никон. — Да будут ли еще куда посылать бригады?
— Будут!
Поезд уже был готов к отправлению. Рявкнул паровозный гудок, Баев вскочил на подножку и уже оттуда крикнул:
— Будут! В районный центр на съезд готовят делегацию!.. Вот и достигай!
Никон ушел бродить за поселок.
Гармонь висела у него на боку, фуражку он надел криво, руки засунул в карманы.
Он шел, не оглядываясь и вздымая серые тучи пыли. Он был зол, его томила тоска. Ему казалось, что он обижен, что его обошли, что с ним поступили несправедливо.
Он шел и перебирал в мыслях свое поведение, свою работу здесь, все то, что с ним случилось за последние месяцы. Но по мере того, как он вспоминал, злость и тоска утихали в нем и на сердце у него становилось легче. Что бы там ни было, а вот разве его теперь тут так ценят, как в первое время? Чем он тогда был, когда сюда перебрался с Владимировских шахт? Ведь смеялись над ним и все норовили учить и попрекали почти на каждом шагу. А теперь он ударник! Теперь он наравне с самыми лучшими шахтерами... Ну, ладно, нынче не выбрали и не послали с бригадой. Обидно это, правда, очень обидно, но ничего! Он добьется! Он непременно добьется... Он еще покажет себя Милитине. Еще встретятся они. И будет у них встреча замечательная...
Никон остановился. В раздумьи он успел уйти далеко от поселка и теперь находился в открытой долине, где веяли теплые ветры, где шумела пожелтевшая уже трава и было тихо. Он оглянулся. Он увидел широкий простор впереди себя, ниточку железнодорожного пути и на ней далеко-далеко дымящий поезд. Он вздохнул, но сразу же подавил вздох, торопливо снял ремень с плеча, расстегнул крючки у гармони, развернул меха. Он заломил картуз почти на затылок и, наигрывая протяжную задумчивую песню, пошел дальше.
Он пошел дальше. И звуки его песни навевали на него бодрость и уверенность. И с каждым шагом ему становилось легче и беззаботней. Откуда-то шла к нему радость. Откуда-то шла беззаботность. А гармонь, отражая перемену его настроения, уже выпевала задорную песню, под которую итти было легко и весело.
Гармонь пела всеми голосами, на все лады, и звуки разносились далеко по равнине. Сентябрьский день горел потухающим солнцем. От пожухлых трав и листьев тянуло легким, еще неуловимым запахом увядания. Прокаленная земля рассыпалась под ногами мелким прахом. В небе плавало марево и казалось, что туманная дымка его вздрагивает и колышется от звуков ликующей песни Никона.
Никон беззаботно и легко шел степною дорогой. Что из того, что сегодня он не поехал с бригадой? Ведь вот стоит ему понатужиться, приналечь на работу, развернуться и он, когда придет время, встанет в первые ряды. Он покажет! Он может!..
И окружая себя многоголосым шумом песни, он забывает об окружающем, он забывает, что идет одиноко по пустынной дороге: он видит вокруг себя товарищей, шахтеров, он слышит их голоса. И яснее всех он видит Милитину, которая ласково и смущенно улыбается ему, которая тянется к нему и говорит, сияя глазами:
— Никша, сыграй душевную!..
И он играет душевную, любимую свою песню, и ему не грустно...