Гарнитур из электрических стульев
Шрифт:
— Ну что, молодежь, будем знакомиться! — вполне добродушно проговорил Леонид, подобрав нож и спрятав его от греха в карман, а также дружески потрепав Бакса по загривку. — Ты, что ли, — Могила? — Он повернулся к светловолосому юнцу, с кряхтением поднимающемуся на ноги. — Сам себе такую кликуху придумал? Какая ты, типа, могила? По жизни ты — самая натуральная сопля. Так и будешь соплей называться.
— Ты-то кто такой, чтобы здесь свои порядки наводить? — злобно прошипел оскорбленный до глубины души главарь.
— Кто я такой — тебе, сявка, знать, конкретно, не требуется. Тебе надо только запомнить, что я живу в седьмом доме по улице Ростроповича и там, где я живу, все должно быть чисто. Понял, в натуре?
— Да кто ты такой, чтобы командовать тут? — Могила еще пытался ерепениться.
Тогда Леонид свистнул бультерьеру, и Бакс, поняв его без слов, подбежал на своих кривых лапах к непонятливому молокососу и громко клацнул зубами в непосредственной близости от его мужских достоинств. Могила, забыв о своем героическом облике, громко вскрикнул «Мама!» и, продемонстрировав чудеса ловкости, вскарабкался на вертикальную стену гаража и уцепился двумя руками за торчащий из бетона крюк.
Леонид неторопливо достал из кармана пачку «Парламента», закурил и, пустив дым к потолку, рассудительно произнес:
— Долго ты там, в натуре, не провисишь, сорвешься. А Бакс у меня по жизни терпеливый.
— Я все понял! — жалобно проблеял Могила. — Мы в этот дом ни ногой!
— Ты еще не все понял! — Леонид сплюнул на пол и подошел поближе. — Ты, мелочь пузатая, отдашь все, что там взял.
— Да у меня почти ничего не осталось, — ныл Могила, — я все продал, и деньги мы... того... пропили.
— Это, блин, плохо, — огорчился Леонид, и, поддерживая его мнение, Бакс недовольно заворчал.
— Можно я слезу? — простонал Могила. — Руки отнимаются.
— Слезай, — пожал плечами Леонид, — мне-то что.
— А он меня не загрызет? — испуганно покосился юный налетчик на бультерьера.
— А это уж ты у него, в натуре, спрашивай! — Леонид кровожадно ухмыльнулся, но потом добавил: — Ладно, если все отдашь, не тронет.
Он отошел к двери гаража и крикнул:
— Дарья Дмитриевна! Поглядите, какие здесь вещи ваши!
Могила, косясь на тихо рычащего Бакса, прошел в угол гаража и, разбросав сваленные там пустые коробки, открыл деревянный люк в полу. Под крышкой люка обнаружилась квадратная бетонная яма, в которой сиротливо приютилась Дашина песцовая шуба в прозрачном полиэтиленовом мешке.
— Вот все, что осталось, — смущенно произнес Могила.
— Моя, — обрадовалась Даша, заглянув в погреб, — а все остальные вещи где?
— Видик, что мы взяли в той квартире, — продали, телевизор маленький тоже продали, еще кое-что из шмоток... а шубу никто брать не захотел, потому что лето...
Даша повернулась к перепуганному до полусмерти юнцу и спросила:
— А еще там были деньги, восемьсот двадцать долларов, и украшения мои золотые!
— Денег не было, честное слово, или мы не нашли, а золото — вот, золото сейчас отдам.
Могила засунул руку в небольшую щель в стене и протянул Даше прозрачный целлофановый пакет с золотыми побрякушками.
— А где такой ящичек деревянный, небольшой такой, светло-коричневый?
— Какой еще ящичек? — покосился на нее Могила. — Не брали мы никакого ящичка!
— Отвечай вежливо, блин, если дама спрашивает! — прикрикнул на него Леонид. — Веди себя, в натуре, культурно, блин!
Бультерьер подкрепил слова хозяина утробным рычанием: видимо, он тоже был большим поборником культуры. Могила, мелко дрожа, униженно заныл:
— Да, блин, честное слово, не брали мы никакого ящичка! И денег никаких не брали! Зуб даю! Да там до нас все было уже перерыто! Честное слово!
— До вас перерыто? — недоверчиво переспросила Даша. — Ты чего выдумываешь? Ну-ка, рассказывай подробно, как вы пришли, как дверь вскрыли...
— Да мы ее не открывали! — хныкал Могила. — Там до нас кто-то поработал. Мы пришли в пять утра, думали — с дверью провозимся, смотрим, а она открыта...
— В пять? — Недоверия в Дашином голосе еще прибавилось. — Не врешь?
— Да что мне врать-то! — всхлипнул Могила. — В пять, честное слово!
— Заладил — «честное слово», «честное слово», — передразнила его Даша. — Какое у тебя может быть честное слово, если ты у нищих пенсионеров последние копейки, на похороны отложенные, украл!
— Это у каких пенсионеров? — поинтересовался молчавший до того Леонид.
— Из сорок шестой квартиры, — пояснила Даша. — Пока Николай Иваныч в больнице лежал, а жена его навещать ездила, эти красавцы обчистили их квартиру. У стариков и взять-то нечего, всего и было три тысячи, на похороны отложенные, так взяли, не погнушались!
— Откуда мы знали, на что у них там отложено? — снова набычился Могила.
Бультерьер подошел к нему поближе и вопросительно посмотрел на хозяина.
— Вот что, козел! — Леонид оскалился, став еще больше похожим на Бакса. — Где хочешь деньги доставай, а старикам этим похоронные, в натуре, верни! А то, сам знаешь, у нас разговор короткий!
Он переглянулся с бультерьером, и Бакс выразил полное согласие с такой позицией.
— Положите деньги к ним в почтовый ящик, — решительно добавила Даша.
— Все, Дарья Дмитриевна, здесь нам больше делать нечего, — сказал Леонид, прихватив тюк с шубой, — думаю, что эти, хоть и недоумки, все же поняли, что с ними будет, если они к нашему подъезду хотя бы на сто метров приблизятся. Трое недоумков энергично закивали.
— Бакс, ты пока тут посиди, за ними присмотри, — ласково сказал Леонид бультерьеру, выходя из гаража.