Гарнизон в осаде

Гостева Елена Витальевна

– Что с ним? Жив?!– с ужасом вскричал Лапин.

К Эссену подъехал Целищев, пощупал пульс на шее:

– Живой! Пуля в голове!

***

Татьяна переходила от одного раненого к другому, но подскакал Николай:

–Танюха, ты что запропастилась? У нас и свои раненые, займись ими!

– Кто? – всполошилась она.

– Эссен совсем плох. Кабы не умер…

Пётр? О нет! Да, пехотинцев жаль, хочется помочь, но свои есть свои. Простите, солдатики, ради Бога, простите…

– Трофим, прапорщика, которого я первым перевязывала, забери. И солдата вон того, с раной в груди!

Таня побежала к коню, эскадрон спускался с холма навстречу. Бегичев сидел в седле с трудом, склонив

голову к плечу поддерживавшего его трубача:

– Вы ранены? Дайте помогу!

– Солдаты меня перевязали… Помогите Эссену… И Алсуфьеву, – морщась от боли, выдавил из себя капитан.

Драгуны первого взвода везут тело товарища, перекинутое через седло, руки и голова его безжизненно болтаются.

– Чижик? – ужаснулась Татьяна, узнавая.

– Да, Танюш, – горько кивнул Звегливцев. – Убит соловей наш голосистый, убит Чижик…

Дальше Алсуфьев, которого поддерживает солдат, он бледен, дышит тяжело.

– Что с Вами?

– В груди… пуля… ничего, до дома доберусь…

– Снимайте сюртук, перевяжу!

– Слышите, господа? Дама… замужняя и …заставляет раздеваться? – Алсуфьев ещё пробует шутить! – Эссену хуже… ему помогите…

Да – Эссену хуже. Пульс есть, но пуля в голове. Можно ли спасти, не понять. Таня прижала руки к его голове, пытаясь почувствовать, насколько глубоко проник свинец, что повредил – поручик не реагировал. Товарищи смотрят с надеждой, а Татьяна не уверена, что хватит силы помочь.

Возле возвышенности, на коей драгуны оставили свои пики, стоят две повозки – генерал Нагель недоволен, что драгуны ввязались в бой, но транспорт за ранеными прислал.

Глава 5

Лапин не оставил на поле боя своего подстреленного скакуна, привёл, лечением занялся Трофим. А на Лапину свалились заботы о раненых, размещённых в их доме. Нижние чины отвезены в лазарет (драгуны привезли не только своих, они подобрали с поля боя и кое-кого из пехоты). Татьяна перебегала от одного раненого офицера к другому. И после каждого ненадолго заходила к Эссену. Сначала одна, потом с Иоганном Вольфовичем. Бегичеву, можно сказать, повезло – его крепкие мышцы, словно броня, не дали пуле глубоко войти, она застряла в ребре. Вытащили её и другую – из бедра, перебинтовали и оставили капитана на попечение денщика. Должен быстро поправиться. У Алсуфьева, к сожалению, пуля прошла меж рёбер. Вылечится, на сей раз выздоровеет. Но Таню ранение штабс-капитана встревожило: она помнила, что отец её не смог оправиться от простуды и умер как раз из-за того, что у него в лёгком пуля осталась. Иоганн Вольфович подтвердил, сказал, что штабс-капитану надо будет жить в местности с сухим и тёплым климатом, о поездках в северную столицу лучше забыть.

– В Кавказскую армию, что ль, переходить? – уныло спросил Алсуфьев.

Оперировать пехотного прапорщика решили завтра, при свечах трудно осколки вытаскивать. Снова зашли к Эссену.

– Что касается ранений головы, не могу дать никаких прогнозов. Эта отрасль медицины мало изучена, – сокрушался доктор. – Молиться, только молиться…

Пётр, словно бесчувственный камень. Но отдавать смерти его Татьяна ни за что не желала, он учился вместе с Сержем. И товарищи заглядывали, спрашивали: «Как он?», смотрели с надеждой на неё и доктора. А что им сказать, чем успокоить? Николай принёс Пелагеину палочку, которую называл волшебной, вложил в руки поручику – вдруг поможет?

Глава 6

В гостиной собирались свободные от караулов офицеры всех частей. Все мрачные, встревоженные. Желали знать, что за бой был, каковы результаты. Ужели всё плохо? Сколько ж турок положили герои, по собственной инициативе ввязавшиеся в драку? Что с пехотными полками? Перешёптывались, что генерал-лейтенант Нагель злится, пообещал объявить выговор Бегичеву иль вообще разжаловать. Капитан Вахрушев зашёл не с пустыми руками: принёс две бутыли спирта, грохнул ими, ставя на стол:

– Не смогу уснуть, господа… Не усну, ежели не напьюсь!.. Думал, у меня крепкие нервы, а это… Это… Выше моих сил!

Появился генерал-майор Куприянов; офицеры вскочили, он махнул рукой: «Сидите!», устало опустился на свободное место. Собрал отчёты о проведённом бое, просмотрел их бегло, пожелал узнать подробности. Вахрушев пересказал всё, что узнал от полковника Лишина, командира 32-го егерского полка.

Эски-Арнаут-Лар был атакован на рассвете. Начало боя было суматошным. Османы выскочили из сплошного тумана перед одним из редутов, столкнувшись с русским караулом почти лицом к лицу, и сами, похоже, опешили. Русские пришли в себя первыми и открыли стрельбу. Редут отстояли. Однако войско неприятеля обложило селение с трёх сторон, перерезав дороги. Путь на Варну освободили с помощью полков, что вышли из Девно, а оттеснить неприятеля с праводской дороги не смогли. На некоторое время перестрелка прекратилась. В три часа пополудни прибыл из Варны командир корпуса генерал Рот. Осмотрелся и для восстановления связи с Праводами направил сначала Охотский полк, а когда услышал стрельбу, послал на подмогу 31-й егерский, после – батальон Якутского полка. Все эти части были разбиты по отдельности. Следом генерал послал полковника Лишина с последним бывшим в его распоряжении резервом из 32-го полка и второго батальона Якутского полка. Лишин сразу же повёл пехоту в штыковую атаку, со стороны Правод в это же время наступали драгуны, и атака была успешной.

Вахрушев не анализировал, лишь приводил голые факты. Куприянов молчал, кивал головой и мрачнел. В воздухе навис, давя, угнетая всех, вопрос: зачем Рот отправлял полки по отдельности? Соединёнными, эти полки не стали бы столь лёгкой добычей для турок, не потеряли бы орудий и не погибли бы. Но… кто смеет обвинять корпусного генерала? И все ли обстоятельства драгунам известны? Может, планировалось нечто важное, о чём они не подозревают?

– Зато мы с ними рассчитались неплохо! – стукнул кулаком по столу капитан Вахрушев. – Каждый мой драгун уничтожил по два-три, а то и больше! Я сам семерых сразил!

Вахрушев во всём азартен. Он с яростным остервенением бросается в бой, а после столь же азартно расхваливает свой эскадрон, обыкновенно раздувая заслуги. Сегодня ни у кого не было желания спорить с ним. Рейнскампф – он во втором эскадроне остался старшим по званию – ответил за своих:

– И наши хорошо сражались… Но не надо перехваливать себя… Турки с самого утра в деле, устали. Было заметно, что они уже еле саблями машут, неповоротливы… Обратите внимание, у выбывших из строя – только пулевые ранения. Если б мы встретились со свежим отрядом, потерь было б намного больше…

– Мда… – мрачно кивнул генерал-майор. – А к завтрему они отдохнут. Если им не удалась атака на Эски-Арнаут, вряд ли будут штурмовать те ж самые редуты. Турки суеверны, туда, где им не повезло, больше не лезут. Скорей всего, повернут в нашу сторону.

Куприянов встал, дотронулся до бутыли со спиртом, наклонил её, оценивая, сколько ещё осталось, с вопросом «Не многовато ль?» обвёл всех строгим взглядом, пристально вглядываясь в лица молодых офицеров. Осенью, когда был убит поручик Красовский, они плакали, а сейчас – нет. Мрачные, насупленные, взгляды злые, но ни у кого – ни слезинки. На войне не до сантиментов, не до нежностей – быстро взрослеют. Обратив внимание на Лапина, что прижимал тряпицу к щеке, которая, похоже, опухала, спросил, что у поручика с лицом.