Гарнизон в осаде

Гостева Елена Витальевна

– Похоже, бой возобновился… Но что, какими силами? – и, махнув белой перчаткой, приказал. – Эй, казаки! Выяснить, где турки, откуда канонада!

Но казаков всего двенадцать, и Нагель оглянулся на капитана Бегичева:

– Драгуны, вместе с казаками, вперёд! В бой не вступать, при опасности возвращаться немедля!.. Сюда выдвинуть другой эскадрон.

Глава 4

Двинулись неспешной рысью. Чем дальше, тем отчётливей протяжный грохот ружей, заглушаемый время от времени пушечными залпами. Бегичев свернул с дороги на тропу, что вела по возвышенности, через кустарник. И вот перед конниками

развернулась ложбина, перерезанная оврагами, и открылась картина сражения. На небе – солнце, а в долине клубится дым от бесчисленных выстрелов. Подъехали ещё ближе, и стали слышны крики воинов – крики яростной атаки и отчаянной обороны. В низине шла рубка, или, точнее сказать, – уже резня. Четырёхугольное каре русского полка окружено со всех сторон, и тысячи всадников в чалмах и красных фесках с остервенелыми криками кружат вокруг пехотинцев в чёрных киверах, наскакивают на штыки. Не врубаются в ряды русской пехоты, они уже – внутри полков! Носятся меж павших, рубят направо и налево. А самые алчные, торопливые, уже спешились и склоняются к погибшим, поспешно собирая трофеи или добивая раненых…

– Что это? – ужаснулся капитан. – Сдаётся мне, здесь уже два полка лежат… Прапорщик, скачи с донесением к Нагелю! …А нам что же делать?

Похоже, в этом огромном четырёхугольнике уже мало живых – вспышки от ружейных выстрелов редки. Ужели, ужели все погибли, изрублены?

– Капитан, они ж, похоже, были к нам, в Праводы, направлены! – предположил Алсуфьев и, оглянувшись на солдат, крикнул. – Помочь надо!

– Приказано в бой не вступать, – возразил Бегичев, а сам не отрывал напряжённого взгляда от происходящего в низине, и он тоже сжимал в ярости рукоять палаша.

– Что делают, изверги, а?! – выдохнул со стоном казак. – Вот бы сюда весь наш полк!

Штаб-капитан Рейнскампф с сомнением и жалостью покачал головой:

– Одним эскадроном против тысяч?! Бесполезно…

Алсуфьев уже завопил:

– Да хоть кого-то спасти иль самим голову сложить, но не позволить глумиться! Как можно со стороны наблюдать, что наших так вот добивают!?

– Но Вы ж видите: турок – тысячи, а нас… – не совсем уверенно ответил Бегичев.

–А нас – рать! – громко крикнул, оскалившись зло, Алсуфьев.

– Нас – рать! – одобряюще отозвались драгуны.

– Насрать! – жёстко подтвердили казаки.

Капитан насупился и, сжимая поводья, оглядывал поле – не битвы, а бойни! – не решаясь ни на что. Турки, вероятно, уже поверив в полную победу, ходили меж окровавленных трупов, склоняясь то над одним, то над другим…

Но вдруг в отдалении, со стороны Эски-Арнаут-Лара, послышался барабанный бой: так отбивают ритм русские барабаны, когда пехота идёт в наступление. И Бегичев решился, вздохнул глубоко, перекрестился и оглянулся на свой эскадрон:

– Пики сложить! Проверить ружья! Палаши – к бою! Нас – рать, стало быть, насрать!

А от Правод прямо по дороге скакал ещё один эскадрон драгун.

– Вахрушев, похоже… Татьяна Андреевна, навстречу к нему! – оглянулся на Лапину капитан и, сделав грозное лицо, предупредил. – И не дай Вам Бог за нами следовать!

Спустились с заросшей кустарником возвышенности на открытое место, трубач просигналил не столько для своих, сколько для тех, кто наступал с другой стороны, и – палаши подвысь! – сомкнутым строем драгуны понеслись на врага! «Нас – рать!» – орали драгуны вместо уставного привычного «ура».

Татьяна подождала Вахрушева, он ещё издали прокричал:

– Атакуют?! Что не дождались?

– Испугались, что Вы везёте приказ возвращаться… – мрачно пошутила Татьяна.

– Ха!.. Так и есть, угадали… Хитрецы! – Вахрушев немного придержал коня, оглянулся на своих конников. – Ну что, ребята? К бою!

А рядом с Вахрушевым поручик из штаба Нагеля, он заспорил:

– Но приказано возвратить всех!

– Как возвратить?! И на своём хвосте этих бимбашей в Праводы притащить? – возразил, вытаращив глаза, капитан. – Мне приказано: если Бегичев нуждается в помощи, выручить… Видите сами, у меня нет выбора! Я приказ не нарушаю!

И третий эскадрон, развернувшись, помчался вслед за вторым. Молодой штабной офицер с недовольным видом смотрел им вслед. Татьяна сообщила, что Бегичев решился атаковать только после того, как услышали бой русских барабанов с другой стороны долины. Там началось наступление, потому Бегичев и осмелился поддержать.

– Знаете, поручик, как тяжело смотреть, что турки преспокойно ходят меж наших и добивают раненых, грабят…

– Это я могу понять, но что сказать генералу?.. Он приказывал… Может… турки сами заметили эскадрон и атаковали? – с надеждой в голосе предположил поручик.

– Говорите, что сочтёте нужным!

Штабист помчался обратно, а Татьяна с Трофимом двинулись вслед наступающим драгунам. Бегичев вёл эскадрон левее пехотного изрубленного полка, Вахрушев уже догнал его, он наступал, забирая ещё чуть левее. Втискиваться меж воинов – только помехой быть. Но вдруг кого-то ранят? Лучше быть поближе к ним. Беспорядочный треск ружейных и пистолетных выстрелов свидетельствует, что турки отстреливаются. Орудий не слышно. Наверно, они уже увезли артиллерию с поля боя. И слава Богу! С другой стороны долины барабанный бой всё явственнее – значит, и оттуда русские надвигаются. Господи милосердный, спаси тех, кто ещё жив! Драгуны потеснили турок, очистили часть долины, и до головы изрубленного полка – до начала четырехугольного каре из окровавленных тел Татьяна с Трофимом доехали спокойно. Турки, что грабили павших, сбежали. Надо бы следовать за своими, но здесь под мёртвыми есть и живые, слышны их стоны! Раненые звали к себе. Татьяна спрыгнула с коня, сделала шаг к лежащим вповалку один на другом солдатам. Сверху – тело без головы, рядом – солдат, чуть не надвое разрубленный. А из-под них слышатся стоны, хриплое дыхание.

– Трофим, помоги! – крикнула она.

Денщик воткнул в землю штыками вниз подобранные с земли ружья, привязал к ним лошадей и подошёл, вытащил живого. Когда перевернул его на спину, солдат шумно вздохнул, открыл глаза и сам уселся. Крепкого телосложения унтер лет сорока, он, озираясь непонимающе, стал бессмысленно шарить вокруг себя. На лбу – синячище, в котором пропечатался рубец от околышка кивера. Похоже, его ударило осколком, кивер из толстой кожи не дал пробить лоб, но контузило солдата крепко.

– Где болит?

Солдат бубнил что-то, оглядываясь осоловелым взором, и Татьяна обхватила его голову, повернула лицо к себе, несколько раз повторила вопрос, и с трудом получила более-менее осмысленный ответ. Грубый, но точный:

–А хер его знает… В башке звенит, гудит…

Она ощупала тело: окровавленным было и плечо. Выше лопатки неглубокая рана. Похоже, какой-то турок срезал ранец с упавшего солдата, чтобы поживиться содержимым, и задел плечо. Таня заставила снять порванный мундир, перевязала рану; голову бинтовать не стала, лишь подержала руку на лбу, чтоб облегчить боль. Трофим позвал: