Гарнизон
Шрифт:
Дымная кузня, два-три молотобойца и батрак-углежог — вот и все производство.
Если удобные для разработки залежи руды имелись поблизости, то и целая деревня могла заниматься производством железа, но такое было возможным только при наличии устойчивого и выгодного сбыта продукции.
В ходу кое-где, как с удивлением узнали земляне, были каменные топоры и костяные наконечники стрел.
Впрочем, как сообщила все та же Академия в лице Резника, каменным и костяным оружием всякие чухонцы и пруссы отбивались от крестоносцев еще в тринадцатом веке (с исторической точки зрения — совсем недавно). У тех же степняков сословие
Поэтому-то торговля, например с Южными Танствами, была жизненно нужна Степи — именно они давали львиную долю всего железа. Кузнецы высокого класса могли хорошо выполнять кузнечную сварку, тянуть проволоку, лить медь и бронзу — не более. Имелись и настоящие искусники-оружейники, из-под рук которых выходили истинные произведения искусства, но таких было немного.
Ознакомившись с ситуацией, Макеев решил, что свое металлургическое производство Октябрьску просто необходимо. И не потому, что им грозил недостаток металла — запасов лома, если не транжирить, должно было хватить надолго. Но, во-первых, Александр думал о перспективах, а во-вторых, как он уже знал, железо тут стоит дорого, и торговля им может стать неплохим подспорьем для гарнизона. К тому же у коренных обитателей Степи появится лишний повод дружить с городом — дешевое железо.
Свое доменное производство было, собственно, первым, чем он загрузил академиков. Предварительно пообщавшись с землянами и порывшись в заветных тетрадках, а заодно побеседовав с городскими кузнецами. Через полгода академики выдали на-гора проект. До полноценной домны он недотягивал, но на голову превосходил все, о чем слышали умельцы мира Аргуэрлайл.
Позже кто-то вспомнил, что разработанное ими чудище именовалось штукофен и было изобретено в Китае чуть не двенадцать веков назад. Но, поглядев на получившееся и недоверчиво похмыкав, старшина железоделов Эгорио Самтар вдруг истово, в пояс поклонился оторопевшему Вечному.
Да и сам Александр впечатлялся. Это действительно была всем печам печь — высотой метра под четыре, с четырьмя огромными мехами из верблюжьих шкур, качавшихся здоровенным колесом, к которому был приспособлен двигатель от мотоцикла. Печь имела дверцы для вытаскивания крицы и мощное поддувало.
Несмотря на все опасения, первая же плавка дала раз в двадцать больше, чем обычные тигли, — крицу с трудом вытащили ломами восемь самых сильных молотобойцев. В ней оказалось почти сорок пудов.
Причем мало того что железо было куда лучше качеством, чем местное, так еще обнаружилось, что крицу покрывает слой самой настоящей стали.
А был еще и чугун, из которого удалось отлить в заранее приготовленные формы с дюжину неплохих наковален, несколько котлов и жаровен. А получившаяся сталь вполне годилась для качественного инструмента.
Только с одной плавки они обеспечили городских кузнецов работой на месяц.
Покинув Академию, Макеев вернулся к себе, размышляя, что все же, как ни крути, а самым сложным оказалась не выплавка железа и даже не радиосвязь — сделали приемник, рано или поздно сделают и передатчик. Придет время — будут и свои движки, в крайнем случае паровые машины.
Но вот
Как быть с людьми? И со своими соотечественниками, которые уже привычно покупают себе наложниц-рабынь у окрестных жителей и рассуждают, что недурно бы, если бы этот товар начали привозить купцы. И с аборигенами, которых можно заставить повиноваться, но которых нельзя заставить понять, казалось бы, простые вещи…
А из-за этого были уже немалые проблемы.
Вот хотя бы школы.
Одним из первых приказов Макеева, как гражданского правителя, стал приказ об организации школ и обязательном их посещении детьми.
Почесав затылки, жители Октябрьска из числа местных (земляне-то еще не успели обзавестись потомством школьного возраста) смирились. Ну, взбрело владыке города учить их детей грамоте и счету — может и пригодиться. Нойон в своем праве: хочет — сдирает налогами семь шкур, хочет — заставляет детей чертить значки на черной доске.
Но что началось, когда объявили, что в школы должны ходить и девочки!
Признаться, Макеев даже оробел, увидев явившуюся к Замку толпу в несколько сотен взрослых ражих мужиков — отцов семейств.
Он принял депутацию и битый час пытался что-то им доказать. Даже под конец перешел к угрозам…
Все одно даром — эти медные лбы ничем нельзя было прошибить!
Правитель, конечно, ты, и власть твоя, но только всегда так было: князь, сардар или хан — владыка в земле, а отец — владыка в семье. Нет на то нашего согласия, чтобы девки учились! Да слыханное ли то дело?! Чтоб соплюхи грамоту знали! Или баба ученая будет лучше детей рожать да мужика ублажать, или там похлебка у нее вкуснее будет? Грайнитки да прочие магички? Это ихние дела, те девки, что к ним уходят, — ломоть отрезанный, для семьи они что умерли. Чтобы женщина была купцом? Может, в каких тридевятых странах это и бывает, хоть и не верится, но в их земле такого отродясь не водилось! Нет нашего согласия на такое. Ежели, сардар, такова твоя воля, то мы тут жить не будем, а уйдем, куда боги да предки укажут…
Макееву пришлось уступить — единственное, что он отстоял, — это обязательное обучение грамоте и русскому языку местных жен землян. Тут, как ни странно, возражений не было — разве что главы семейств потребовали, чтобы явиться в школу тем особо приказали их мужья — ведь муж господин в семье. Захочет — выгонит из дому в чем стояла, захочет — в школу отправит, захочет — в бордель, деньги зарабатывать.
Так что, кроме девчушек из поселившихся окрест кочевых семей, — у тех почему-то не было предрассудков ни относительно школы, ни насчет того, чтобы обучаться вместе с мальчишками — образование слабый пол Октябрьска успешно игнорировал. Разумеется, могло показаться, что дело не столь важное. Ну, не хотят дочерей в школы отдавать — рано или поздно поймут. Не они, так их дети, сами в школах учившиеся.
Александр даже находил своеобразное утешение, вспоминая рассказы прадеда, воевавшего в уже далекие двадцатые в Средней Азии. Тот тоже говорил, как даже беззаветные борцы за власть Советов из числа узбеков и туркмен, храбро шедшие под басмаческие пули и не щадившие ни себя, ни других в бою и вроде как вполне одобрявшие снятие паранджей с чужих жен, вдруг оказывались на удивление косными, когда речь заходила об их собственных супругах или дочерях, или, скажем, вставал вопрос о желании взять вторую или третью жену.