Гарпия
Шрифт:
И тащить по ступенькам, стараясь не причинить лишнюю боль.
«Какой ублюдок напал на нее? Надеюсь, она порвала его в клочья… – прошлая ненависть, рожденная „соколиной охотой“ на воришку, тесно переплелась с ненавистью новой, сиюминутной. Так сплетаются два тела, и не сразу понимаешь: супруги это на ложе, или враги на поле брани. – Если нет, соберу дружков, найду… размажу в коровью лепешку!..»
Толкнув ногой незапертую дверь, он с трудом удержал равновесие.
– Бабушка! Скорее!
– Чем это пахнет? – вдруг спросила гарпия.
– Блинами…
– Блинами? Вкусно… А что такое – блины?
Следующие четверть часа третий этаж дома на перекрестке Кладбищенской и Трубача Клауса стал воплощением сумятицы, переходящей в натуральный бедлам. Бабушка Марго причитала, бранила подлого злодея и рвалась помочь бедняжке.
– Я хоть и не лекарь, – кричала она, – а перевяжу в лучшем виде! Ох, капустки, капустки натереть!.. для припарочек… И холодненького приложить! Кристианчик, лети к мяснику Зельнеру, у него лед есть!
Гарпия наотрез отказывалась и от бабушкиных услуг, и от идеи Кристиана сбегать за врачом. Вместо медикуса Келена требовала привести ликтора, а лучше – квизитора Бдительного Приказа.
– Желаю сделать заявление, – упорствовала она.
Бабушка зыркнула на приемного внука – какой еще врач, они все душегубы! – и погнала его за водой, пока дядька Ираклий не уехал. Тут в дом заявилась Герда, распродав цветы, и Кристиан счел за благо исчезнуть с глаз трех безумствующих женщин. Поразмыслив, он решил выполнить распоряжение бабушки. Лучше уж вода, чем Бдительный Приказ. Чтоб честняга-кузарь в сморчковью хаверлу поперся? Он хоть и в завязи, а только драное это холеро…
Водовозка еще не уехала. Сидя на краю телеги, Ираклий отхлебывал из массивной бутыли и вздыхал. Аромат от вздохов был ну никак не водяной. Чувствовалось, что Ираклий в смятении: за гарпию переживает, или стесняется доброго поступка.
Кристиан решил не трогать дядьку. Он наполнил оба ведра, и бочка иссякла. А когда парень поднимался по лестнице, на него снизошло откровение. Или озарение. Или как оно зовется, когда идешь, никого не трогаешь, а тебя обухом по башке – бац! И все так ясно становится, будто свечку зажгли.
Был в его жизни один страх – прошлый, огненный. Был второй страх – паника, и крылатая тень в вышине. А сегодня он нес гарпию на руках, и пришел третий, самый страшный страх: лишь бы не оступиться!
Старые страхи и удрали на цыпочках.
Испугались.
Память осталась, но его больше не бросало в холодный пот. Сердце не билось щеглом в силках. Словно сгорел и развеялся пеплом тайный паразит, сосущий душу. О том, сможет ли он теперь, как и прежде, отважно срезать чужие кошельки, Кристиан даже не подумал. Ерунда какая! Оставьте себе ваши дурацкие кошельки! А мы с утра отправимся к мастеру Диделю – учиться на сокольника. И выучимся.
А Прохиндей Мориц пусть все локти себе изгрызет.
Вот.
Наверху его встретила чадная гарь от сгоревших блинов. Спешила по тесному коридорчику Герда, напутствуемая тирадой бабушки. Раздавался жестяной лязг тазов и кастрюль. Возражала гарпия – судя по всему, безуспешно.
– Воду на кухню! – распорядилась Марго, выглянув из комнаты. – Герда! Ставь котел на плиту! И за блинами приглядывай! От моих блинчиков всяк на поправку идет…
Келена лежала на кровати – на боку, иначе мешал хвост. В подушках, укрытая по плечи байковым одеялом, которое бабушка извлекла из заветного сундука, гарпия выглядела трогательно, если бы не лицо – мрачная решительность, и холодный компресс на скуле.
– Кристиан? Это хорошо. Не мог бы ты…
«К сморчкам не пойду!» – насупился парень.
– …найти капитана лейб-стражи Рудольфа Штернблада. Попроси его навестить меня. Скажи, что на меня напали. Пусть прихватит с собой кого-нибудь из Бдительного Приказа.
Рудольф Штернблад? Живая легенда?! Это же совсем другое дело, обрадовался Кристиан. Капитан – не сморчок-ликтор! Привести героя Вернской кампании, чтобы победитель Бумажного Всадника покарал злоумышленников…
Отличная идея!
– Я его найду!
– Ты знаешь, где капитан живет?
– Знаю! Я весь город, как свои пять пальцев!..
– Буду очень тебе признательна. Спасибо за помощь.
– Пустяки! Если что – всегда пожалуйста!
Кристиан почувствовал, что губы его расползаются в глупой улыбке, а уши начинают дымиться. Он поспешно раскланялся, едва не опрокинув миску с припарками, и вылетел за дверь.
– Славный у вас внук…
Действительно ли он это услышал? Или почудилось?
– Вы собираетесь ночевать в библиотеке, мастер Матиас?
– А вы, тетушка Руфь?
– Я – да.
Скрипторша не шутила. Она с удобством расположилась в кресле-качалке, шурша спицами. Ряд за рядом, на свет рождался великолепный шарф. Один из многих, щедро раздаренных Руфью Кольраун. Две трети преподавателей щеголяли обновкой в холода, а треть ждала своей очереди. На стойке между абонементами, словно пара кумушек, разместились чашечка желтого чая и блюдце со слойками. Располнеть тетушка Руфь не боялась: поздно.
– Вы серьезно?
– Конечно. Что мне, старухе, делать дома? Сплетничать с компаньонкой? Варить джем на зиму? А здесь хорошо… У меня кушетка есть. Свежее белье. Я ночью с чуриками беседую, если бессонница. С портретами. Они, кто с душой написан, многому научить могут. Ладно, хватит обо мне. Вы-то с чего засиделись?
– Да вот, гороскоп найти не могу. Все перерыл…
Кручек с унынием развел руками.
– Какой гороскоп?
– Древний. В «Турели мифов» он значится, как гороскоп Прессикаэля. И как назло, ни в одном справочнике…