Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.
Шрифт:
Перед ним стояла Матильда.
Глава 45. В ожидании весны.
Часть 1. Рождество и дополнительный урок по зельям.
Замешательство Гарри длилось недолго. Через мгновение перед лицом Матильды угрожающе застыла волшебная палочка.
– Что ты здесь делаешь? – жёстко спросил Гарри.
Девушка, ничуть, похоже, не обескураженная, поправила длинную чёрную прядь, упавшую при этом манёвре (нечаянно или нет) в глубокий вырез платья.
– Потрясающе!… Ты первый молодой человек, встречающий меня столь неожиданным образом. Как интересно!
Широко расставленные бархатные глаза – не зелёные, а карие – откровенно поддразнивающе смотрели на Гарри из-под невероятных ресниц. «Слава Мерлину, не Матильда, - понял Гарри с облегчением.
– Хотя этот лёгкий норманнский, тьфу, французский акцент, и самодовольные вейловские замашки… Кто она, чёрт её подери?» - а взгляд его, независимо от желания самого Гарри, не мог вынырнуть из вызывающего декольте.
– Если ты не против, - продолжила незнакомка, снова искушающе тряхнув гривой роскошных волос и маленьким наманикюренным пальчиком чуть отведя в сторону направленную на неё палочку, - мы могли бы познакомиться. Меня зовут Морелла Менолли. А тебя – Гарри Поттер, я знаю.
Гарри оправился от шока, но доверия к девушке от этого не прибавилось. Раздражение его выплеснулось самым неожиданным образом: Гарри сам от себя такого не ожидал. Хмуро опустив палочку, он сказал:
– Я потрясён вашей осведомлённостью, леди.
Это куртуазное заявление, произнесённое язвительным тоном, явно позаимствованным у Снейпа, пришлось Морелле Менолли по вкусу. Она поощряюще улыбнулась и переступила с ноги на ногу, причём Гарри пробрал неконтролируемый озноб от звука стукнувших об пол каблучков и шелеста длинной юбки. Вейла! Определённо, вейла!
– Мой дядя сказал, что ты очень милый и воспитанный молодой человек, - смешок, вызывающий новый приступ озноба, - приятный во всех отношениях. Я вижу, что он, против обыкновения, не ошибся.
«Дядя?! Кто, мантикора ему в задницу, её дядя?» – от волнения Гарри начал ругаться про себя так же, как его опекунша вслух – к её оправданию, в нелучшие моменты жизни.
Ответ на вопрос не замедлил последовать – позади черноволосой вейлы появился Элджернон Джонс, слегка запыхавшийся от быстрого подъёма.
– О, я вижу, вы уже познакомились, - приветливо улыбаясь, сказал он. – Я рад. Гарри, Морелла – моя племянница и учится в Бобатоне. Но в силу некоторых семейных перемен в следующем году, на седьмом курсе, она может оказаться в Хогвартсе, поэтому ей хотелось бы познакомиться с ним поближе… Я могу в этом положиться на тебя, Гарри?
Гарри переваривал информацию. Морелла искоса посматривала на юношу взглядом сообщника по проказам. Дядюшка Невилла снова улыбнулся и дружески подмигнул:
– Я знаю, ты знаком с замком гораздо лучше меня, ты учишься здесь шестой год, а я преподаю всего первый. Да и общий язык куда легче бывает найти людям одного возраста и в сходной физической форме… Морелла, это не упрёк тебе, но во время нашей прогулки в Лондоне ты загнала меня, как ковбой мустанга!
– Элджернон с надеждой взглянул на Гарри – тот не отвечал. И тогда Морелла, приняв молчание за согласие, томным движением взяла юношу под руку. По позвоночнику Гарри снова пронёсся жаркий трепет: Морелла смотрела ему прямо в лицо, и в глубине манящих русалочьих глаз плясали чёртики, обещавшие так много… На него взирала сама сущность пола, дистиллированное, концентрированное воплощение женского начала, одновременно и притягательное и пугающее. То, что когда-то он лишь едва ощутил – в силу возраста – во Флёр, теперь драконьим дыханием опаляло ему повзрослевшее тело и заставляло вздрагивать душу. Открывшаяся вдруг рядом бездна, имя которой – Женщина. Коварная и ласковая, мудрая и всепоглощающая. Которой невозможно противиться. Всё это не то чтобы ясно сформулировалось в голове, он просто почувствовал, прочёл это, как в книге, в устремлённых на него карих глазах, и в первый раз смог понять Рона. Понять не умом, а сердцем.
– Нет, - собственный голос прозвучал будто со стороны. – Я… я сегодня не могу. У меня… у меня сегодня дополнительный урок по зельям, профессор Снейп мне назначил отработку. Простите, профессор Джонс, но я тороплюсь.
В следующую секунду Гарри уже бежал вниз по лестнице сломя голову, словно за ним гналось стадо разъярённых гиппогрифов. Что подумал о нём профессор Джонс, он не знал и не хотел знать. Думать о Морелле хотелось и того меньше. Врать симпатичным тебе людям, оказывается, ужасно неприятно. Но иногда просто не остаётся другого выхода…
Дорога в Хогсмит оказалась в это утро совершенно пустынной – до самого конца Гарри не встретил на ней ни души. Небеса сияли фарфоровой зимней лазурью, из пушистых, как взбитые сливки, облаков медленно высыпались на землю огромные снежинки, похожие на белые птичьи перья или затейливые цветы. Тишина стояла просто сказочная, она немного давила на уши и рождала странное ощущение бевременья и межмирья – словно поток жизни отодвинулся куда-то за невидимую стеклянную грань. Тишина, одиночество и медленное круженье снежных хлопьев обволокли Гарри невесомым пуховым одеялом, и ему стало вновь спокойно и хорошо. Тревога, охватившая его при появлении кареглазой копии Матильды, улеглась, и юноша смог рассуждать трезво. Ну, более-менее трезво, с учетом потребленного за завтраком усладэля. Пожалуй, он сам не хотел себе признаться, почему перспектива провести день в обществе хорошенькой – мягко говоря – девушки показалась ему столь ужасной, что он предпочёл сбежать таким постыдным образом. Но он был уверен на сто процентов – он поступил правильно. Это чувство собственной правоты было таким ясным и отчётливым, что Гарри практически не испытывал стыда за бессовестное враньё в глаза профессору Джонсу. Даже убедившись, что незнакомка – это не Матильда, он продолжал видеть в ней Матильду, личный счёт его к которой не был закрыт. Унижение Рона, страдания Гермионы – всю вину за это Гарри, не отдавая себе отчета, возложил на незнакомую девушку, интуитивно наделив её моральными свойствами реальной баронессы фон Гриндельвальд. Такое внешнее сходство не может быть случайным, твердило ему подсознание, и потому Морелла казалась ему отвратительной. Подспудно он был уверен – останься Морелла в Хогвартсе и встреться с ней Рон – никакой отрицательный средневековый опыт не удержит друга от повторного увлечения этой ведьмой. У Гарри была причина для такой уверенности: когда сразу после неудачного поединка с Вольдемортом он, разбитый и пришибленный, валялся в лазарете, слыша мысли всех окружающих, среди прочего он невольно узнал и что происходит с Роном; узнал, насколько глубоко в том засела заноза страсти к Матильде. Не было сомнений – встреча с Мореллой заставит эти дрожжи снова забродить, но вместо вина выйдет лишь уксус: по мнению Гарри, такой роман не мог кончиться ничем хорошим. И ему было заранее больно за друга.
Но теперь следовало подумать о более насущных вещах: каникулы. Понятно, что поездка к родственникам Невилла накрылась – наличие Мореллы исключало такую возможность. Гарри никогда бы не признался себе, что просто бежит от искушения в лице кареглазой вейлы, и предпочитал думать, что хочет избавиться от неприятных воспоминаний. Ему придётся на каникулы остаться в Хогвартсе, хочется надеяться, директору не придёт в голову мысль отправить его к Дурслям… «Какие Дурсли!» - одёрнул себя Гарри. К счастью, они продали свои права на опекунство мисс Эвергрин, и больше не имеют к нему никакого отношения».
Мысли его в очередной раз устремились в прошлое и пошли по утоптанному кругу бесконечных вопросов без ответов. Вернутся ли остальные? Что случилось с мисс Валери? Прав ли Снейп, считая, что она не осталась в лапах стражей и Вольдеморта? Увидит ли он вновь свою опекуншу? Рона и Гермиону, Джинни и Невилла? И самое главное – увидит ли он Сью? И чем она оплатила проход через мир Теней?
До начала июня, момента, на который рассчитывала выход мисс Эвергрин, было очень далеко – неужели ему предстоит прожить одному почти целую зиму и целую весну? Ужасно. Но Гарри надеялся… Каждое утро он пробуждался с мыслью: а вдруг сегодня? Вдруг именно сегодня они вернутся? В одни дни солнечный луч, падающий из окна, укреплял его надежду, и он спешил вниз, в другие свист ветра и шелест снегопада лишал её. Нет, такая непогода – знак, что это произойдет не сегодня, говорил он себе, и всё равно отдёргивал шторы, высматривая свежие следы на снегу. А порой наоборот – усилием воли запрещал себе подходить к окну. Терпения хватало ненадолго: если юноша не выглядывал наружу, едва проснувшись, то начинал невольно ловить взгляды учителей за завтраком, надеясь в них прочесть хорошую новость.