Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.
Шрифт:
В солнечные погожие дни, когда надежда не оставляла его, он позволял себе поразмышлять о дальнейшей своей судьбе. Если мисс Эвергрин жива и здорова, они снова будут жить в домике на пустоши, где они со Сью так славно катались на лошадях, сидели на каменном кругу, создавали из пера феникса и орехового прутика первую палочку. Но что будет со Сью, когда она возвратится? Где будет жить после смерти отца, и кто станет о ней заботиться? Гарри узнал у Дамблдора, что у Сьюзен есть дальняя родственница, некая мисс Элеонор Ригби. Старая дева, разумеется, кем ещё можно быть с таким-то именем? Несколько раз Гарри порывался отправить ей сову и спросить, возьмёт ли она к себе Сьюзен, но ему мешала застенчивость: он не знал, с чего начать письмо совершенно незнакомому человеку.
Чем дольше Гарри был один, тем больше ему не хватало Сью, и тем чаще он думал, как она там, без него. Без него, значит, не с ним. Разумеется, Гарри понимал, что для его одноклассников не существуют эти проживаемые им зимние месяцы, что время, для него плетущееся бесконечно долго, для них стянулось в одно мгновение, но это понимание было странным – слишком абстрактным. Когда Гарри пытался вообразить себе сей временной парадокс, его, как заезженную пластинку, заедало на строчке из Гамлета: «Распалась связь времён…»
Распалась связь времён…
От трёх простых слов на душе делалось невероятно гадко. Тошно. Словно вместе со временем распадалось всё, что было для него милым и дорогим.
В придачу с каждым кругом мыслей о времени и о Сью Гарри всё сильнее ощущал ревность к Джастину – чувство, почти забытое им в средневековье, когда девушка была рядом, и вновь вырвавшееся на свободу здесь, в последний месяц достигнув наивысшей точки. Гарри представлял себе, как Сью идёт по узкой лестнице Вращающегося замка рядом с Финч-Флетчли. Для него проходили дни, тянулись недели, грозя сложиться в полгода, а для Сью всё длилось одно – нескончаемое! – мгновение, и всё это мгновение она шла под руку с бывшим соперником. И ревность внутри Гарри зажигала свои зелёные глаза, слепя разум и корёжа душу, ехидно подсовывая вновь и вновь слова Джастина, сказанные им в тот последний день:
«Я вижу – она несчастлива с тобой. Так отпусти её. Я знаю, что смогу сделать её счастливой. А ты не сможешь. Поверь мне. Я не могу тебя в этом убедить – просто поверь».
Гарри широко шагал по заметаемой снегом тропинке и стискивал кулаки. Сейчас, в воспоминаниях, эти слова резали куда сильнее, чем когда были сказаны. «Что, правда глаза колет?» - зло спросил он сам себя. Ведь Джастин во многом прав: Сью несчастна с ним. По крайней мере, в последнее время она не выглядела счастливой. Тогда он не знал, что с этим делать (или не хотел? – спросил ехидный голосок), теперь же не было никаких сомнений – только бы увидеть её вновь, он зацелует её светлые волосы, нежные руки и губы, и всё-всё изменится, исчезнет то, что их разделяло, рассеются дымом проблемы, возникшие, как теперь считал Гарри, на пустом месте.
«Я знаю, если ты поверишь мне, а ты должен, потому что это правда, ты сможешь пожертвовать своим самолюбием и отпустить её. Ты же не любишь её!»
Тогда слова Джастина больно царапнули что-то внутри, но сейчас Гарри знал: это неправда! Он любит Сью! И разговоры про жертвы и самолюбие просто оскорбительны, он никогда бы не стал удерживать при себе девушку, не любя её. Напротив… Давным-давно сказанные Снейпом слова, что чем меньше людей будут вокруг тебя, тем меньше они пострадают от угрожающей тебе опасности, вновь всплыли в голове у Гарри.
«И всё же - нет, - решил Гарри.
– Сьюзен выбрала меня. Меня, а не Джастина. Она знала, что выбирает, и нечестно будет не уважать её выбор. Чем отталкивать её на основании, что рядом со мной опасно, я постараюсь защитить её. А профессор Снейп пусть бежит от жизни и себя самого, прячась за подобными рассуждениями!»
Он убыстрил шаг – впереди уже маячила деревянная крыша заведения мадам Розмерты. Снежинки тоже ускорили свой бег, торопливо сеясь на белую дорогу, жёлтое крыльцо и чёрные рукава мантии. Гарри обернулся – обратный путь таял в белёсой известковой мути, ветер усилился и начал посвистывать, а из-за края неба выползла тяжёлая туча. «Распалась связь времён», - стучало в голове. Звякнул колокольчик над дверью, и Гарри вошёл в бар.
Бар был почти пуст – три угрюмых личности сидели в углу над запотевшей бутылкой и жареной, умопомрачительно пахнущей индейкой, негромко бубня что-то. На Гарри собутыльники не обратили внимания. Юноша выбрал столик подальше от них, заказал подошедшей хозяйке две бутылки усладэля и согласился на кусок индейки, в конце концов, пить не закусывая – дурной тон, так даже Годрик не делал. Мадам его не узнала: сломанный нос и седая прядь в отросших патлах, которые Гарри так и не собрался подстричь, сильно повзрослили его. Однако, потребовать огневиски он не решился, возможно, напрасно. Первая бутылка быстро закончилась, и Гарри определённо понял, что второй ему не хватит. Пора применить полученные знания на практике, решил юноша и произнёс заклинание, должное, по его понятиям, превратить усладэль во второй бутылке во что-нибудь более крепкое. К несчастью, в последний момент он засомневался, что же именно хочет получить: шампанское, так понравившееся ему на пикнике на пляже с Валери и Глором или годриково красное вино, и скосил глаз на бутылку, из которой как раз в этот момент отхлёбывал один из троих посетителей, самый бородатый и заросший не меньше Гарри. Бородач поставил бутылку и закурил сигарету, а Гарри, воодушевлённый его примером, бодро глотнул из горлышка своей. Ой. Слезы навернулись на глаза, в нос ударил сильный хвойный запах. Интересное, однако, вышло пойло! Вроде, не очень крепкое… Симус ведь говорил, что газированные напитки не бывают крепкими.
С третьего глотка Гарри начало нравиться, и он, не долго думая, наколдовал ещё одну такую же бутылочку. На будущее. На десятом глотке (напиток в первой ёмкости подходил к концу) комната слегка поплыла перед глазами, а перемещения мадам Розмерты между столиками стали казаться неожиданно грациозными. Как здесь тепло и уютно, невпопад подумал Гарри, а Сью застряла в одиннадцатом веке… Как всё это несуразно и нелепо… От несуразности и нелепости захотелось плакать. Гарри стиснул зубы, но чувства клокотали в нём, настойчиво требуя выхода. Бородач за соседним столиком задумчиво взглянул на Гарри, нетвёрдым голосом заявил, что сейчас будет читать стихи – свои стихи! – и полез на стол. К разочарованию Гарри, друзья быстро усмирили новоявленного поэта, и тот снова припал к бутылке. Гарри последовал его примеру, но щемящее чувство в груди не проходило, а лишь усиливалось. Гарри глотнул ещё, и вдруг вертящаяся в голове строчка из Гамлета неожиданно получила продолжение. «Распалась связь времён, века лежат меж нами», - продекламировал внутренний голос. «А дальше?
– спросил заинтересовавшийся Гарри. Голос прочёл и дальше. «Это надо записать», - вяло решил Гарри и огляделся в поисках бумаги и чернильницы. В этот момент чья-то рука хлопнула его по плечу:
– Привет, Гарри! Рад тебя видеть! Что это у тебя тут? – раскрасневшийся от мороза Чарли Уизли сел рядом, протянул руку к бутылке и наколдовал себе стакан. Напротив образовался Джордж и принялся через столешницу сверлить Гарри взглядом.
– О! Похоже на джин-тоник, только почему-то красный. Я закажу себе такое же. Гарри, как это называется? – энергично поинтересовался Чарли.
– Не н-надо… - язык почему-то заплетался. – Эт не продъётся. Эт я наколдовал… Первый раз в жизни, - гордо добавил Гарри.
– О! Гарри, ты делаешь успехи! То, что в первый раз наколдовал я, пить было невозможно! – обрадовался Чарли. Джордж молчал. Лицо его показалось Гарри сочувственным, и он попробовал возмутиться:
– Эт очень вкусный напитк!
– Вкусный, вкусный, кто же спорит! – Джордж тем временем отобрал у Чарли стакан и тоже продегустировал гаррино творение. – Я лучше куплю себе огневиски, - вынес он вердикт и поднялся.
– Подожди, я с тобой, - брат тоже вскочил.
– Возьму что-нибудь поесть. Гарри, не уходи, ладно? Давно не виделись, посидим, поговорим… На, посмотри пока журнал, - Чарли сунул ему под нос глянцевую обложку.