Гарри Поттер и Орден Феникса
Шрифт:
— Ах, это вы, профессор Макгонаголл… и…о!
Думбльдор сидел за письменным столом в кресле с высокой спинкой; перед ним лежали какие-то бумаги, горела свеча. Он чуть подался вперёд и попал в круг света: белоснежная ночная рубашка, красиво расшитый малиново-золотой халат. Впрочем, на лице — ни тени сна. Пронзительные светло-голубые глаза неотрывно смотрели на профессора Макгонаголл.
— Профессор Думбльдор, Поттеру… скажем так, приснился кошмар, — доложила профессор Макгонаголл. — Он говорит…
— Это не был кошмар, — тут же перебил Гарри.
Профессор
— Хорошо, Поттер, расскажи сам.
— Я… я, конечно, спал… — начал Гарри и, несмотря на владевший им ужас и отчаянное желание быть понятым, всё же испытал лёгкое раздражение: почему директор смотрит не на него, а на свои переплетённые пальцы? — Но это был не обычный сон… Это было как наяву… Я видел, как всё произошло… — Он сделал глубокий вдох. — Папу Рона — мистера Уэсли — искусала гигантская змея.
Он замолчал, но его слова, казалось, некоторое время звенели в воздухе. Они прозвучали смешно, нелепо. Повисла пауза. Думбльдор, откинувшись в кресле, внимательно изучал потолок. Рон, с белым от потрясения лицом, смотрел то на Гарри, то на Думбльдора.
— Как ты это видел? — спокойно спросил Думбльдор, по-прежнему не глядя на Гарри.
— Я не знаю, — ответил Гарри, чуть сердито: да какая разница? — В голове, кажется…
— Ты неправильно меня понял, — всё тем же спокойным тоном проговорил Думбльдор. — Я хотел спросить… помнишь ли ты… э-э… где ты находился, когда видел нападение? Ты стоял рядом с жертвой или, может быть, смотрел на происходящее сверху?
Вопрос был настолько странный, что Гарри потрясённо уставился на Думбльдора; он всё знает…
— Я сам был змеёй, — сказал он. — Я видел всё глазами змеи.
Какое-то время все молчали; затем Думбльдор перевёл взгляд на Рона, чьё лицо оставалось совершенно бескровным, и спросил другим, более резким тоном:
— Артур серьёзно ранен?
— Да, — выразительно ответил Гарри. Да что же они все такие тупые, неужели непонятно, сколько крови можно потерять после того, как твоё тело пронзят такие огромные зубы? И неужели Думбльдору трудно хотя бы из вежливости разочек на него взглянуть?
Но Думбльдор стремительно встал — Гарри даже подскочил от неожиданности — и обратился к одному из старинных портретов, который висел почти под самым потолком.
— Эверард! — громко позвал он. — И вы, Дилис!
Колдун с желтоватым лицом и короткой чёрной чёлкой и пожилая ведьма с длинными серебристыми локонами с соседнего портрета сразу открыли глаза — хотя за секунду до этого, казалось, очень крепко спали.
— Вы слышали? — спросил Думбльдор.
Колдун кивнул; ведьма сказала: «Естественно».
— У этого человека рыжие волосы, и он носит очки, — сообщил Думбльдор. — Эверард, вы должны поднять тревогу, пожалуйста, сделайте так, чтобы его нашли те, кто нужно…
Оба кивнули, скрылись за рамами своих портретов и, не появившись на соседних (как обычно бывало в «Хогварце»), исчезли. На одной картине остался лишь занавес, служивший фоном, а на другой — красивое кожаное кресло. Тут Гарри заметил, что многие директора и директрисы — хотя они весьма убедительно похрапывали и даже пускали слюни во сне — украдкой бросают на визитёров любопытные взгляды, и наконец-то понял, кто разговаривал в кабинете, когда они подошли к двери.
— Эверард и Дилис относятся к числу самых знаменитых людей, стоявших во главе «Хогварца», — Думбльдор стремительно обогнул Гарри, Рона и профессора Макгонаголл и подошёл к великолепной птице, спящей на шесте у двери. — Их известность такова, что портреты обоих имеются во всех важных колдовских учреждениях. А поскольку они вправе свободно перемещаться по собственным изображениям, то всегда могут разузнать, что где происходит…
— Но мистер Уэсли может быть где угодно! — воскликнул Гарри.
— Прошу вас, сядьте, — будто не слыша Гарри, обратился к своим гостям Думбльдор, — возможно, пройдёт несколько минут, прежде чем Эверард и Дилис вернутся. Профессор Макгонаголл, не сообразите ли пару стульев?
Профессор Макгонаголл достала из кармана халата волшебную палочку, взмахнула ею, и из воздуха появились три стула — деревянные, с прямыми спинками, совершенно непохожие на те удобные, обитые ситцем кресла, которые Думбльдор создал на дисциплинарном слушании. Гарри сел и через плечо покосился на Думбльдора. Тот нежно погладил Янгуса пальцем по золотому хохолку. Феникс мгновенно проснулся. Он высоко поднял свою прекрасную голову и посмотрел на Думбльдора блестящими тёмными глазами.
— Нужно будет, — очень тихо сказал Думбльдор птице, — предупредить.
Вспыхнуло пламя, и феникс исчез.
Думбльдор взял один из хрупких серебряных приборов, предназначение которых было Гарри неизвестно, перенёс на письменный стол, сел и легонько постучал по нему волшебной палочкой.
Прибор, звякнув, ожил и принялся издавать равномерное пощёлкивание. Из миниатюрной трубочки на самом верху повалили крохотные клубы бледно-зелёного пара. Думбльдор, хмуря брови, внимательно в него всматривался. Через несколько секунд клубы превратились в ровную струю; та всё утолщалась, вилась кольцами… На конце образовалась змеиная голова и широко распахнула пасть. «Интересно, это подтверждение моей истории?» — подумал Гарри и с ожиданием посмотрел на Думбльдора, надеясь получить какой-то знак, свидетельство своей правоты. Но Думбльдор не поднимал глаз от прибора.
— Разумеется, разумеется, — пробормотал Думбльдор, как видно, сам себе, не отводя глаз от пара и не выказывая ни малейшего удивления. — Но, по сути, разделены?
Гарри не мог взять в толк, к чему относится вопрос директора. Змея, между тем, разделилась на две отдельные змеи, которые принялись извиваться, сворачиваться кольцами. В темноте их было отчётливо видно. Думбльдор, с мрачным удовлетворением во взгляде, ещё раз коснулся прибора. Пощёлкивание постепенно прекратилось, змеи стали бледнеть, превратились в бесформенную дымку и скоро растворились в воздухе.