Гарри Поттер и Орден Феникса
Шрифт:
— Благодарю вас, Думбльдор, положение седьмое нам прекрасно известно! — рыкнул Фудж.
— Разумеется, — с неподражаемой куртуазностью согласился Думбльдор. — Стало быть, мы все согласны с тем, что действия Гарри, а именно, создание им Заступника, подпадают под категорию исключительных обстоятельств, описываемых данным положением?
— Да, если там действительно были дементоры, в чём я лично сильно сомневаюсь…
— Вы слышали показания свидетельницы, — перебил Думбльдор. — Если вы сомневаетесь в их правдивости, вызовите её ещё раз и допросите
— Я… что… нет… — выпалил Фудж, яростно вороша бумаги. — Это… Я хочу покончить с этим сегодня, Думбльдор!
— Но ведь вы, разумеется, готовы заслушивать показания свидетеля сколько раз, сколько потребуется для установления истины, во избежание попрания правосудия? — почти утвердительно спросил Думбльдор.
— Попрания правосудия! Да в шляпу это ваше попрание! — взревел Фудж. — Думбльдор, вы когда-нибудь, вместо того, чтобы без конца покрывать вопиющие безобразия этого мальчишки, пытались посчитать, сколько безумных историй он насочинял? Вы, наверное, забыли, что три года назад он наложил Невесную Чару…
— Это не я! Это домовый эльф! — выкрикнул Гарри.
— ВИДИТЕ? — прогрохотал Фудж, театральным жестом указывая на Гарри. — Домовый эльф! У муглов! Я вас умоляю!
— Упомянутый эльф в настоящее время служит в школе «Хогварц», — сказал Думбльдор. — Я могу сейчас же представить его собранию для дачи показаний.
— Я… не… у меня нет времени допрашивать домовых эльфов! В любом случае, это не единственное… Он надул свою тётку! — завопил Фудж, ударяя кулаком по столу и опрокидывая чернильницу.
— Вы же и сами тогда проявили понимание и не стали выдвигать обвинение, осознавая, как я полагаю, что даже самые лучшие из нас не всегда в состоянии контролировать свои эмоции, — спокойно сказал Думбльдор, в то время как Фудж пытался стереть чернила со своих записей.
— Я уж не говорю о том, что он вытворяет в школе…
— В связи с тем, что контроль за дисциплиной в стенах учебного заведения не входит в компетенцию министерства, поведение Гарри в школе не должно интересовать уважаемое собрание, — как всегда вежливо, но с чуть заметной холодностью в голосе произнёс Думбльдор.
— Ого! — воскликнул Фудж. — Значит, то, что творится у вас в школе, не наше дело? Так вас следует понимать?
— Министерство не имеет права исключать учеников из «Хогварца», как я уже имел счастье напомнить вам вечером второго августа сего года, — негромко проговорил Думбльдор. — Также, оно не имеет права конфисковывать волшебные палочки до того, как будут доказаны выдвинутые против их владельцев обвинения, о чём я также напоминал вам вечером второго августа сего года. В вашем похвальном стремлении соблюсти букву закона, вы сами сумели, — уверен, что не намеренно, — нарушить некоторые его положения.
— Законы можно изменить, — свирепо сказал Фудж.
— Разумеется, — Думбльдор слегка наклонил голову, — и вы, Корнелиус, явно торопитесь это сделать. Подумать только: за несколько недель, что прошли с тех пор, как меня попросили оставить Мудрейх, у вас уже стало обычной практикой созывать полномасштабное судебное заседание для разбора простого дела о колдовстве несовершеннолетнего!
Некоторые колдуны беспокойно зашевелились. Фудж стал красно-коричневым. Жабоподобная ведьма справа от него, однако, спокойно, безо всякого выражения, смотрела на Думбльдора.
— Насколько мне известно, — продолжил Думбльдор, — закон, который разрешал бы данному собранию наказать Гарри за все прегрешения разом, пока ещё не принят. Ему было выдвинуто конкретное обвинение, и он представил доказательства в свою защиту. Всё, что мыс ним можем теперь сделать, это покорно ожидать решения почтенного собрания.
Думбльдор умолк и снова сложил вместе свои длинные пальцы. Фудж сверлил его взглядом, чуть ли не дымясь от гнева. Гарри скосил глаза на Думбльдора, рассчитывая, что тот его как-то успокоит; Гарри вовсе не был уверен, что директор поступил правильно, фактически вынудив Мудрейх принять решение уже сейчас. Однако, Думбльдор опять не заметил попыток Гарри заглянуть ему в глаза. Он неотрывно смотрел вверх, на судейские скамьи, на членов Мудрейха, погрузившихся в жаркое, но почти не слышное, обсуждение.
Гарри уставился себе на ноги. Его сердце, которое, казалось, раздулось до немыслимых размеров, с грохотом билось о рёбра. Он думал, что слушание продлится гораздо дольше. Он сомневался, что произвёл хорошее впечатление. Он, собственно, почти ничего не сказал. Надо было подробнее объяснить им про дементоров, о том, как он упал, о том, что их с Дудли чуть не поцеловали…
Дважды он поднимал глаза на Фуджа и открывал рот, собираясь заговорить, но увеличившееся сердце перекрывало доступ кислорода, и оба раза он лишь делал глубокий вдох и опять опускал глаза к ботинкам.
Внезапно шёпот прекратился. Гарри хотел посмотреть на судей, но обнаружил, что ему гораздо, гораздо, гораздо легче продолжать изучать собственные шнурки.
— Поднимите руки те, кто считает, что обвиняемый невиновен, — прогремел голос мадам Боунс.
Гарри рывком поднял голову. Вверх поднялись руки, много рук… больше половины! Очень часто дыша, Гарри попробовал их сосчитать, но раньше чем он сумел закончить, мадам Боунс сказала:
— Поднимите руки те, кто считает, что обвиняемый виновен.
Руку поднял Фудж; и то же самое сделала примерно дюжина других членов Мудрейха, в том числе женщина-жаба, колдун с большими усами и кучерявая дама из второго ряда.
Фудж, с таким видом, будто у него в горле застрял огромный кусок, обвёл всех взглядом, а затем опустил руку. Он сделал два очень глубоких вдоха и сказал голосом, в котором явственно звучала с трудом подавляемая ярость:
— Очень хорошо, очень хорошо… Оправдан по всем статьям.
— Превосходно, — проговорил Думбльдор и лёгко вскочил на ноги, на ходу доставая палочку и убирая кресла. — Что же, мне нужно идти. Доброго всем дня.