Гарри Поттер и Орден Феникса
Шрифт:
— Я чувствовал… чувствовал… как будто бы… как будто бы…
— Как будто бы ты никогда больше не будешь счастлив, — бесцветным голосом закончил за него Гарри.
— Да, — прошептал Дудли, не переставая дрожать.
— Значит! — дядя Вернон выпрямился, и его голос вновь достиг обычной (и весьма значительной) громкости. — Ты наложил на моего сына идиотское заклятие, так что он стал слышать голоса и думать, будто он… обречён на несчастье или что-то вроде того?
— Сколько раз вам говорить? — взвился Гарри. — Это не я! Это дементоры!
— Де-кто?
— Де-мен-то-ры, — повторил Гарри по слогам, — двое.
— И кто это такие, дементоры?
— Охранники колдовской тюрьмы, Азкабана, — сказала тётя Петуния.
Две секунды после этого в кухне стояла абсолютная, звенящая тишина, после чего тётя Петуния захлопнула рот ладонью — как если бы у неё нечаянно вырвалась отвратительная, грубая непристойность. Дядя Вернон в ужасе выкатил на неё глаза. У Гарри в голове всё гудело. Одно дело миссис Фигг — но тётя Петуния?…
— Откуда вы знаете? — ещё не оправившись от потрясения, выпалил он.
У тёти Петунии был такой вид, словно она испытывает глубокое отвращение к самой себе. Она бросила на дядю Вернона испуганный, извиняющийся взгляд и чуть опустила руку, приоткрыв лошадиные зубы.
— Я слышала… как тот жуткий мальчишка… говорил о них ей… тогда, давно, — не вполне связно объяснила она.
— Если вы имеете в виду моих маму и папу, почему бы не называть их по именам? — с вызовом сказал Гарри, но тётя Петуния не обратила на него никакого внимания. Похоже, она была не в себе.
Гарри тоже был поражен до глубины души. Если не считать той истерики несколько лет назад, когда тётя Петуния, не помня себя, кричала Гарри, что его мать была ненормальной, он никогда не слышал, чтобы она упоминала хотя бы имя своей сестры. Поэтому казалось немыслимым, чтобы тётя в течение стольких лет хранила в памяти столь необычные сведения о колдовском мире — ведь она вкладывала всю свою энергию в отрицание его существования.
Дядя Вернон открыл рот. Потом закрыл его. Потом снова открыл, снова закрыл, а затем, явно приложив усилия, чтобы вспомнить, как люди разговаривают, открыл его в третий раз и прокаркал:
— Так…так… они… э-э… и правда… э-э… существуют? Эти…э-э… демей…как их там?
Тётя Петуния кивнула.
Дядя Вернон поочередно обводил глазами всех присутствующих, точно надеясь, что скоро кто-нибудь из них закричит: «с первым апреля!» Не дождавшись этого, он в очередной раз открыл рот, но был избавлен от необходимости подбирать слова благодаря прибытию третьей за вечер совы. Мохнатым пушечным ядром птица влетела в остававшееся открытым окно и шумно приземлилась на кухонный стол. Дурслеи так и подскочили от испуга. Гарри выхватил из клюва официальное на вид послание и сразу же разорвал конверт, а сова бесшумно вылетела из дома и скрылась в ночи.
— Хватит с нас этих — гадских — сов, — рассеянно пробормотал дядя Вернон, с грохотом подошёл к окну и опять захлопнул его.
Уважаемый м-р Поттер! В дополнение к нашему письму от сего числа сего года, отправленного приблизительно двадцать две минуты назад, сообщаем, что министерство магии пересмотрело своё решение касательно уничтожения Вашей волшебной палочки. Вы имеете право сохранять её у себя вплоть до дисциплинарного слушания Вашего дела, которое состоится двенадцатого августа и на котором относительно Вас будет принято окончательное официальное решение. Также, доводим до Вашего сведения, что после беседы с директором школы колдовства и ведьминских искусств «Хогварц» министерство согласилось отложить рассмотрение вопроса о Вашем исключении вплоть до вышеупомянутого слушания. В настоящее время и до поступления дальнейших распоряжений вы считаетесь отстранённым от занятий. С наилучшими пожеланиями, Искренне Ваша, Мафальда Хопкирк
ОТДЕЛ НЕПРАВОМОЧНОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ КОЛДОВСТВА Министерство магии
Гарри перечитал письмо три раза подряд. Узнав, что вопрос об исключении не решён окончательно, Гарри испытал огромное облегчение, и узел отчаяния, стягивавший его грудь, чуточку ослаб, но страх, тем не менее, остался. Теперь всё висело на дисциплинарном слушании двенадцатого августа.
— Ну? — напомнил о своём существовании дядя Вернон. — Что новенького? Посадят тебя или как? Смертная казнь-то у вас вообще бывает? — с радостной надеждой добавил он после короткого раздумья.
— Мне назначили слушание, — сказал Гарри.
— И там тебя приговорят?
— Думаю, да.
— Значит, будем жить надеждой, — дядя Вернон скроил премерзкую гримасу.
— Ладно, если это всё… — сказал Гарри, поднимаясь. Ему было просто необходимо побыть одному, подумать и, может быть, написать письма Рону, Гермионе или Сириусу.
— НЕТ УЖ ДУДКИ! ЭТО НЕ ВСЁ! — загремел голос дяди Вернона. — СЯДЬ НАЗАД!
— Что ещё? — с раздражением спросил Гарри.
— ДУДЛИ, ВОТ ЧТО! — орал дядя Вернон. — Я хочу точно знать, что произошло с моим сыном!
— ОТЛИЧНО! — потеряв терпение, закричал Гарри, и из волшебной палочки посыпались красные и золотые искры. Все трое Дурслеев испуганно съёжились.
— Мы с Дудли были в проходе между Магнолиевым и Глициниевым переулком, — начал рассказывать Гарри. Стараясь справиться с раздражением, он говорил очень быстро. — Дудли стал задираться, я достал палочку, но не воспользовался ею. Тут появились два дементора…
— Но кто такие эти… дементы? — гневно перебил его дядя Вернон. — Чем они ЗАНИМАЮТСЯ?
— Я же сказал — высасывают из тебя всё счастье, — ответил Гарри. — А если могут, то запечатлевают поцелуй.
— Поцелуй? — вытаращил глаза дядя Вернон. — Поцелуй?
— Это так называется. Когда они высасывают душу через рот.
Тётя Петуния тихо вскрикнула.
— Душу? Они же не забрали… нет… у него ведь осталась?…
Она схватила сына за плечи и стала его трясти, словно надеясь услышать, как загрохочет внутри его душа.
— Конечно, не забрали, если бы забрали, вы бы сразу поняли, — устало сказал Гарри.