Гарриет
Шрифт:
— Ну конечно, — ответила Гэрриет.
О том, что скажет Кори, она боялась даже думать.
Самми и Джорджи не заставили себя долго ждать. Самми явилась в шикарном синем свитере в обтяжку, с надписью «Иди ко мне» через всю грудь, в джинсах-дудочках, ярких сине-желтых носках и туфлях на высоченном каблуке.
— Это твои прогулочные туфли? — прыснула Гэрриет.
— Элизабет терпеть их не может, — сказала Самми. — Говорит, от них следы остаются на паркете.
Она благоухала дешевыми духами.
— Называются «Соблазн»,
— Работает, — ответила Гэрриет. — И настроение у него, прямо скажем, не самое солнечное.
— Еще бы, с такой похмелюги, — кивнула Сам-ми. — Элизабет говорила вчера, что он приехал уже в стельку.
Явился Тритон и, размахивая хвостом, ткнулся Самми в колени.
— Хороший мальчик! — Самми похлопала его по холке. — Своих не забывает.
— Мы пошли смотреть телевизор. Сегодня детский сериал, — сказала Шатти и потащила Джорджи наверх.
— Делайте что хотите, только к папе не приставайте, — крикнула Гэрриет им вдогонку и обернулась к Самми. — Не возражаешь, если я сначала искупаю Уильяма? Утром у меня времени не было.
— Тогда одолжи мне лезвие, я пока побрею ноги, — ответила Самми. — Сегодня я иду гулять с новым парнем, на всякий случай надо подготовиться. А комната у тебя гораздо лучше, чем у меня. — Расположившись на желтом цветастом покрывале, она начала красить ногти на ногах лаком Гэрриет. — Ноэль сделала тут шикарный ремонт — все надеялась, что хоть одна няня продержится у нее больше трех недель. Правда, тех, которые не были совсем уж уродинами, она сама выгоняла. Ей все казалось, что они зарятся на Кори.
При виде Уильяма, который с радостным смехом плескался в своей ванночке, ее взгляд, обрамленный шипами накрашенных ресниц, смягчился.
— У, какой лапочка! Ручки-ножки в перевязоч-ках, прелесть какой хорошенький. Нет, я правда тебе завидую. Я тоже в прошлом году залетела, но как подумала, сколько со всем этим возни, плюнула и пошла делать аборт. Ты молодец, не побоялась неприятностей… Но я бы так не смогла.
Гэрриет отжала губку на розовый животик Уильяма.
— Да, дом для будущих матерей-одиночек, конечно, не сахар. Все эти дурацкие фильмы про венерические болезни и наркотики, работа в швейных мастерских и церковь каждый день… В больнице еще хуже. Ко всем приходят мужья, держат своих ненаглядных за руки, любуются младенцами. У одной, я знаю, был и муж, и любовник: они приезжали в разное время, и каждый считал, что ребенок от него. Ко мне никто не приезжал. Но в конечном итоге все, как видишь, утряслось.
— А кто отец? Наверное, так, ни то ни се?
Гэрриет немного помолчала и ответила:
— Вон около кровати его фотография.
— Ого! — Самми в изумлении разглядывала лицо Саймона. — Да, тогда конечно. Такого и я бы не смогла отшить.
Оторвавшись от фотографии, она взглянула на Гэрриет новыми глазами. Надо же, подумала она, значит, что-то в ней все же есть — а с виду такая рохля.
— Ничего, — сказала она вслух, — зато теперь у тебя есть Кори. Я бы тоже не отказалась пожить с ним в одном доме.
— С ним и с миссис Боттомли, — поправила ее Гэрриет.
Самми усмехнулась.
— Да, пожалуй, в таком раскладе это звучит уже не так приятно.
Она начала покрывать ногти вторым слоем лака.
— Давно я тут не была. Раньше, помню, заглядывала чуть не каждый день — это когда у Эрскинов жила предпоследняя няня. Мы с ней здорово подружились. Кори ей нравился, зато она терпеть не могла Ноэль. Ей без конца подавай то одно, то другое: то завтрак в постель, то парики расчесывай или туалеты вечерние готовь. Такое впечатление, будто няня ей самой нужнее, чем детям. Ноэль с Элизабет у нас ведь тоже подружки, — продолжала Самми. — В своем роде, конечно, — при встрече целуются-милуются, а за спиной готовы глотки друг другу перегрызть. Так вот, Элизабет тоже няню держит только для вида — чтобы было кому сбагрить детей, когда к ней очередной хахаль приезжает. По правде говоря, у нее их столько, что кровать скоро не выдержит.
Гэрриет засмеялась, но все же этот разговор ее все больше смущал.
— С кем ты сегодня встречаешься? — спросила она, чтобы переменить тему. — Хороший парень?
— О, потрясающий! Фирма прислала его сюда что-то строить, на окраине Лидса. У него совершенно бесподобный акцент, а кроме того, он живет на своем собственном острове — можешь себе представить? Я ему сказала, что считала до сих пор всех финнов пьяницами и дикарями, а он мне: финн тоже разный бывает. Что, по-моему, вполне остроумно.
Припудривая тальком нежные складочки Уильяма, Гэрриет старалась заглушить в себе зависть. Она уже забыла, когда в последний раз ходила на свидание. В женском журнале — том самом, где она вычитала про капусту с морковкой, — была статья о воспитании детей. «Каждому ребенку нужна любовь матери и отца, — говорилось в ней, — нужно чувство уверенности и счастливый семейный очаг».
Вероятно, и ей надо начать искать отца для Уильяма.
— А где вообще тут люди встречаются? — смущаясь, спросила она.
— Деточка, — сказала Самми, — у въезда в долину находится Уэйкли, с огнями, дискотеками и богатыми промышленниками, которые ждут не дождутся нас с тобой, чтобы потратить на нас свои денежки. Недавно там даже открылся бар для одиноких — «Свободный вечер» называется, — и он битком набит такими парнями, что закачаешься. Они все приехали в Лидс на какие-то свои конференции, а вечером не знают, куда себя деть. Вот там я как раз подцепила своего финна. На следующей неделе как-нибудь сходим туда вместе.
Подняв Уильяма на руки, Гэрриет ощутила его приятную тяжесть и вдохнула восхитительный, ни с чем не сравнимый младенческий запах. Пожалуй, «Свободный вечер» для нее еще не наступил.
Зазвонил телефон.
— Давай подержу, — сказала Самми, протягивая руки к Уильяму.
Звонила какая-то синьора ди Куизано из Рима: ей нужно было срочно переговорить с мистером Эрскином. Гэрриет не рискнула его беспокоить.
— Простите, но он сейчас очень занят. Оставьте, пожалуйста, телефон, он вам перезвонит.