Гасильщик
Шрифт:
– Ну что, пошли…
– Время «Ч»… – сказал Грош-Ценаев.
Втроем они вошли в здание. Впереди – Самобрехова, за ней – сценарист, потом – оператор. В том же порядке появились и в кабинете, где их уже ждали Савушкин, Белозеров и Кошкин.
– Здравствуйте! – высокомерно произнесла Самобрехова.
– Здравствуйте, товарищи представители величайшего из искусств! – ответил Белозеров.
Приглашенные расселись на стульях.
Савушкин как бы с радостью узнал телегруппу:
– О, какая встреча!
– О! Господин… э-э… – отреагировала Самобрехова.
– Никита Алексеевич…
– Никита Алексеевич… значит, и вы здесь?
– Да, это мой второй дом. Тоже кручусь… Хотите заснять меня на рабочем месте?
– Мы как-то не планировали…
– Скажите, Юлиана, – перевел разговор в деловое русло Белозеров, – это ведь ваше кино – «Девочка на цепи»?
– Да-а… Да – и вот автор сценария перед вами Петр Грош-Ценаев, да и оператор наш Саврас… Так все давно и снимаем сплоченно… Это – одна из наших лучших работ! А что?
– Сцену избиения и унижения девочки – кто придумал? – резко спросил Савушкин.
– Конечно, сценарист, – поспешно ответила Самобрехова.
– Я не писал, что надо хлестать плеткой! – взвился Грош-Ценаев. – И то, что она говорит, что ее изнасиловали – тоже твоя идея!
– А, собственно говоря, что происходит? – возмутилась Самобрехова. – Знаете, какой крови стоил нам фильм, на канале столько придирок было… Но зато какой сумасшедший рейтинг был!
– Сумасшедший, говорите? – ледяным голосом произнес Никита. – А то, что ребенок получил сильнейшую психическую травму, ее буквально затравили одноклассники, называли «болонкой на цепи» и что она была близка к самоубийству – это вы знаете?
– Господи, ну, почему мы всегда должны отвечать за каких-то уродов… – всплеснула руками Самобрехова. – Школа бы и разбиралась…
– Я так понимаю, к сценаристу вопросов нету? – вставил Грош-Ценаев.
– Есть! – Савушкин метнул взгляд в его сторону. – Когда вы выписывали этот мучительно долгий монолог для ребенка, о чем вы думали – о размере гонорара?
– Я думал о психологической и художественной достоверности! – окрепшим голосом парировал сценарист. – И вам не понять, каких мук стоит каждое слово и как полностью приходилось проникаться болью этой девочки!
– Одни страдальцы собрались… – Савушкин повернулся к оператору. – И вы тоже – потерпевший на тех съемках?
– А мне чего: что сказали, то снимаю!
– Между прочим, мы получили письменное разрешение на съемки от ее матери, – вспомнила Самобрехова. – А почему сейчас такой интерес?
– Она была похищена, ее держали в подвале на цепи, возможно, убили, – мрачно ответил Савушкин.
В этот тягостный момент в помещение буквально влетел опер Андрей. В руках он держал кассету, которую подбросили на бордюр с запиской «В уголовный розыск».
– Интересное кино нам прислали… – радостно сообщил он. – Дежурный с проходной принес.
Андрей подошел к видеомагнитофону и, прежде чем присутствующие отреагировали, вставил ее внутрь.
– Ты чего делаешь? – встрепенулся Савушкин. – Сейчас рванет – такое кино будет!
– Все нормально!
Он взял пульт, но Кошкин перехватил, неожиданно кнопка включилась, вспыхнул экран.
– Да не бойтесь, криминалисты проверили, – успокоил Андрей. – Я сам уже посмотрел… «Девочка на цепи – 2» называется.
Эта была копия такого же послания Маши, как Варваре и Курбану.
Савушкин хмуро усмехнулся, увидев хулиганистую девушку, стал по привычке тереть свой нос… Кошкин же и Ряхин по-простому заржали. Оператор Саврас тоже за компанию усмехнулся, зато режиссеру и сценаристу было не до смеху. Когда запись закончилась, Самобрехова вскочила.
– Что это все значит?
– Это просто провокация! – поддакнул Грош– Ценаев, чутьем понимая, что грядет расплата.
– Успокойтесь, мы сами пока не знаем, где Мария, – сообщил Савушкин. – Андрей, откуда эта кассета?
– Я же сказал, у КПП на бордюр забора кто-то подбросил. Вот записочка: в уголовный розыск.
Тут зазвонил мобильный телефон у Белозерова.
– Тише! – прикрикнул он. – Да, Варвара… Что? Кассету подложили? Ага, послание от Маши. Обещала вернуться? Вот видите, хорошая какая новость. Да, принесите ее нам, вместе посмотрим! – Белозеров отключил телефон. – Такую же кассету сегодня подложили Варваре и Курбану.
– Можно еще раз включить? – попросила Самобрехова.
– Дерьмо вопрос!
Андрей отмотал на начало, включил на том месте, где Маша махнула приветственно рукой.
– Можно на «стоп-кадре»? Смотри, Саврас, это та самая цепь, которая у нас пропала.
– Она самая, – кивнул Саврас. – Родная…
– Я потом ее стоимость вычла из зарплаты директора, – припомнила Самобрехова. – Царапкина отвечала за реквизит.
– А где она сейчас? – спросил Савушкин.
– Цепь?
– Цепь – на экране… – усмехнулся Савушкин. – Директор!
– Директор умерла… Но цепь тут ни при чем… – поспешно ответила Самобрехова.
– Между прочим, господа сыщики, тот, кто украл цепь, тот похитил и девушку! – вдруг не без торжества объявил Грош-Ценаев.
– Вы правы, господин сочинитель, – согласился Савушкин. – Если и не похитил, то имеет отношение к ее исчезновению! А отношение как раз имеют все те, кто был на съемочной площадке! Но цепь могли и продать как своего рода раритет вашего знаменитого фильма.
– А скажите, сохранился ли исходный видеосъемочный материал? – поинтересовался Белозеров.
– Понятия не имею, – пожала плечами Самобрехова. – Все – в архиве канала.