Гасильщик
Шрифт:
– Сохранились! – объявил Кошкин и вытащил из папки бытовую видеокассету. – Вот все, что снято по этому эпизоду.
– Откуда? – изумился Белозеров.
– Мы, Кошкины, всегда умели находить общий язык с людьми…
Он вытащил послание от Маши и вставил новую кассету. Это был исходный, рабочий материал для монтажа: один за другим бесконечные дубли сидящей на полу Маши, палача в красном балахоне и капюшоне… Камера елозит по подвалу, захватывая Самобрехову. Она бросает резкий взгляд на оператора: «Ну, кто ж так снимает!»
Савушкин
– Зато мы сейчас всех тут увидим…
Промелькнула и Варвара. Кошкин остановил кадр: Шпонка со спесивым видом наблюдает за съемками, ухмыляется…
– Давай дальше! – распорядился Белозеров.
На съемочную площадку выплыла Самобрехова, подошла к Маше: «Стоп, стоп, стоп. Опять ты путаешь слова! Никакой отсебятины. Ты должна ныть и плакать по-настоящему. – Она повернулась к Варваре. – Мамаша, может, ремешком угостишь, чтобы получилось естественно?»
Варвара усмехается: «За отдельную плату!»
Самобрехова. «Мы можем и другую девочку подыскать. Ты что – никогда не плакала?»
Маша. «Никогда!»
Самобрехова. «Ну, давай, Машенька, постарайся… Ты же умница!»
Варвара. «Ну, хватит выпендриваться! Столько людей собралось из-за тебя! Плакать она у нас разучилась!»
Варвара подходит к Маше и неожиданно отвешивает ей легкую пощечину.
Маша. «Фашистка!» На глазах у нее слезы.
Самобрехова. «Вот так уже лучше! Мотор!»
Слышен голос оператора за кадром. «Я не выключал».
Самобрехова. «Где свет, черт побери!»
Мимо камеры торопливо пробежал парень. Вспыхнул свет.
Самобрехова. «Работаем! Мотор!»
Маша всхлипывает. «Папочка, миленький, спаси меня. Пожалуйста, отдай им эти деньги. Они хотят меня убить!»
– Вот и все, – сказал Кошкин и выключил магнитофон.
– А вы, оказывается, истязали ребенка! – жестко произнес Белозеров.
– Ну, не надо, а? – заюлила Самобрехова. – Сами видели, кто ударил!
– А ремнем выпороть кто просил?
– Ну, это для красного словца.
– Или красного от побоев лица? – Белозеров даже подался вперед.
– Кстати, что это за парень промелькнул? – спросил Савушкин.
– Инженер по свету. Он уволился после съемок, – хмуро ответила Самобрехова.
– Вот он, скорей всего, и свинтил эту цепь, – вставил оператор.
– Как его фамилия? – спросил Савушкин.
– Какая-то такая фамилия, типа писателя дореволюционного, – сморщил лоб Саврас. – Некрасов… Пушкин…
– Да нет, нет, какой Пушкин… Типа Герцена, – заметила Самобрехова.
– Огарев? – подсказал Савушкин, вспомнив титры.
– Во, точно! Его Серегой звали… – радостно кивнул Саврас.
– Надо его найти, – подытожил воспоминания Савушкин.
7-е число. Вечереет.Кошкин и Савушкин подъехали к автосервису, занюханному донельзя, с покосившейся вывеской. Стали издали наблюдать за двумя закопченными слесарями, которые лениво откручивали колеса.
Савушкин, зевнув, спросил:
– Ну, и кто из них Гриша Хлопухин, который гавкал на нашу Машу?
– Угадай.
– Вероятность – 99 процентов, вон тот, с угловатым черепом.
– Не угадал, – обрадовался Кошкин. – Как раз вот второй, с большими ушами.
– Зови! – лениво (видно, передалось от слесарей) сказал Савушкин и отошел в сторону.
Кошкин, приняв приблатненный вид, подошел вразвалочку.
– Привет, мужики! Ты Гриша?
– Ну, я, – повернул голову Хлопухин.
– На пару минуток тебя можно, обговорить, проблемка с машинкой.
Вдвоем подошли к Савушкину.
– Я зам начальника убойного отдела – Савушкин, – сурово назвал себя Никита. – Ты в курсе, что без вести пропала твоя подружка?
– Какая подружка? – удивленно спросил Хлопухин.
– Маша Лихолетова!
– Да какая она мне подружка? – сказал Хлопухин, показывая на свое одеяние – Такие, как я, рядом не стоят.
– Так ты ж ее всегда с радостью облаивал при встрече! – напомнил Савушкин.
Хлопухин покраснел.
– Ну, дурак был. Ну, чисто, как клоун… А пацаны ржали… Я после школы ее больше и не видел.
– А если б увидел, снова загавкал? – проникновенно поинтересовался Савушкин.
– Да ну, скажете! В сторону бы ушел…
– Если увидишь ее случайно – нам позвони. Вот телефон.
Савушкин сунул карточку. Хлопухин кивнул:
– Хорошо. Но вряд ли встречу. Они здесь не ходят.
8-е число. День.Савушкин закрылся в кабинете, еще раз отсмотрел обе «серии» «Девочки на цепи» и надолго задумался. Потом снял с гвоздя настенный календарь за позапрошлый год. Оборотная сторона каждой страницы была глянцево-белоснежной, как кожа девочки-альбиноса. Никита взял фломастеры и стал чертить на этой «коже» круги, стрелы, квадратики и прочую геометрию… Затем из-под его руки неожиданно появилась фигурка Маши в полосатом платьице. Никита пририсовал к девочке цепочку. Другой же конец ее был свободным, пока ни к чему не прикрепленным. Рядом, как профили классиков марксизма, возникли из-под фломастера лики Варвары, Курбана, Романа, сценариста… Все профили на удивление получились очень похожими. В завершение Никита нарисовал черный профиль неизвестного человека. И к нему дотянул Машину цепочку…
Его криминалистические художества прервал стук в дверь. Никита открыл. На пороге стоял Андрей Ряхин.
– Товарищ майор! – объявил он уставным голосом. – Бывший инженер света Огарев найден и доставлен!
В кабинет вошел, слегка оттолкнув с порога Ряхина, парень лет двадцати пяти подчеркнуто мужской красоты.
– Спасибо, Ряхин, свободен.
Не дожидаясь разрешения, Огарев сел с независимым видом, закинул ногу на ногу. Насмешливо посмотрел на Савушкина.
– Как бы надо спрашивать разрешения сесть, – холодно заметил Савушкин.