Гастроль в Вентспилсе
Шрифт:
Она юркнула в дверь своей квартиры и вскоре вернулась с двумя ключами. Вставив меньший в отверстие патентованного замка, а большой – в скважину под дверной ручкой, она одновременно повернула их в разные стороны.
Царивший на кухне порядок делал честь соседке Румбиниека. Даже половая тряпка была для просушки повешена над плитой и теперь слегка трепыхалась на сквозняке. Дверь в комнату была прикрыта.
– Наверно, вчера в Ригу уехал, – предположила соседка. – Мне во сне еще почудилось, вроде бы тут кто ходил. Наверно, торопился на ночной автобус.
– Похоже на то, – согласился Кашис и, остановив остальных у порога, обратился к Селецкису: – Проверьте-ка комнату, но не затаптывайте слишком пол.
Соседка бросила на него благодарный взгляд. Ей и в голову не пришло, что предупреждение полковника могло иметь криминалистическую подоплеку.
Янис Селецкис на цыпочках пересек кухню и носком ботинка толкнул дверь комнаты. Затем вошел внутрь. Чуть погодя снова вышел, и Яункалн сразу понял, что ничего хорошего он не услышит: рот старшего инспектора был сжат в узкую полоску и лоб стянут морщинами.
– Сосед ваш умер, – сказал он, ни к кому непосредственно не обращаясь.
– В постели? – спросил Кашис.
– За столом. Скажите, – Селецкис обратился к соседке, – была у Румбиниека привычка пить из горлышка?
Прислонясь головой к дверному косяку, женщина всхлипывала и не расслышала вопроса. Зато Кашис сразу насторожился:
– А что такое?
– На столе «Черный бальзам», но нет ни одной рюмки.
– Тогда это, наверно, по моей части, – вздохнул Кашис. – А я-то надеялся малость отдохнуть у постели хворой тещи. Но Рената Зандбург никогда не даст покоя ни себе, ни другим… С чего начнем, Яункалн? С врача или с опергруппы?
– А нельзя вызвать сразу и то и то?
– Наш судебно-медицинский эксперт уехал на курсы повышения квалификации, – сказал Селецкис.
– Да, я на днях встретил старика Крустыньсона в Риге, он еще сомневался в точности моего нового аппарата. Ничего, теперь я докажу, насколько он полезен! – Кашис словно стряхнул с себя десяток лет. – Брат Теодор, садитесь в машину, поезжайте домой (ваши взаимоотношения с этими женщинами лучше моих) и привезите мой коричневый портфель, тот, что с кодовым замком. А вы, старший инспектор, звоните в «Скорую» и дежурному по городу, вызывайте оперативную группу с экспертами. Да, по дороге попросите зайти сюда дворника, нам нужны двое понятых… Извините, как вас зовут, гражданочка?
– Пашкевич моя фамилия, – всхлипывала соседка, – но я ничего не знаю. И какой леший меня дернул совать нос в чужие дела…
Кашис присел у раскрытого окна кухни. Мучительно хотелось закурить. Он не курил вот уже двадцать три месяца и шестнадцать дней, но это был миг, по сравнению с сорока годами, на протяжении которых он ублажал себя никотином. Теперь он целыми неделями не вспоминал о своей былой слабости, равнодушно взирал на колечки дыма, выпускаемые курильщиками, но достаточно было столкнуться с трудно разрешимой проблемой, требовавшей напряженного мышления, и рука начинала машинально шарить в кармане брюк в поисках пачки сигарет.
Хотя Кашис всячески старался не забегать вперед с выводами до результатов осмотра, ему не верилось, что Румбиниек умер своей смертью. Это было бы столь выгодное совпадение, что преступнику стоило пойти на риск и подсобить судьбе. Каким образом, кто, почему, когда – все это предстояло выяснить в ходе следствия вместе с представителем прокуратуры. Хорошо, если бы им оказался толковый парень. Если бы только была возможность затянуться душистой сигареткой, гастроль в Вентспилсе могла бы начинаться хоть сию минуту.
Врачом «скорой помощи» оказалась стройная темноволосая женщина, она и в комнате не сняла коричневых солнцезащитных очков, не позволявших увидеть цвет ее близоруких глаз.
– Бирута Кагайне, – представилась она. – Убийство?
Кашис в который раз проклинал судьбу, что пришлось с визитом к теще ехать прямо с совещания в Совете Министров, куда требовалось явиться в полной форме. До отхода поезда не было времени съездить в Юрмалу и переодеться. А Регина в чемодан даже летних брюк не положила, одни только банки с вареньем.
– Прошу вас, пусть мое присутствие вас не смущает, – сказал он. – Мы хотим воспользоваться этим происшествием для обучения молодых специалистов. Поэтому в первую очередь сфотографируем общую картину и труп, поглядим, не обнаружатся ли подозрительные отпечатки пальцев, а тогда можете спокойно работать.
Врач присела на табуретку и достала из сумочки плоскую, темно-красную пачку сигарет с надписью золотыми буквами «Dunhill».
– Сын подарил на день рождения. Говорит, в Европе они сейчас считаются самыми лучшими.
– Моряк?
– Герберту всего шестнадцать. Наверно, купил около ворот порта. – Она нахмурилась и после короткой паузы сказала: – По дороге сюда я заехала в поликлинику и посмотрела историю болезни Артура Румбиниека. У него была стенокардия, так что ничего удивительного, особенно если учесть переменчивую погоду нынешнего лета.
Кашис не выдержал.
– Вы не угостите меня сигаретой? Свои забыл дома, – бессовестно солгал он.
Взяв с плиты спички, он предательски дрожащей рукой зажег сигарету и, словно в ожидании чуда, сделал первую затяжку. Сигарета оказалась такой крепкой, что у него дух перехватило; он поперхнулся и начал судорожно кашлять.
– Непривычная марка, – пояснила Кагайне. – Я всегда говорю мужу: если хочешь долго жить – не изменяй сигаретам и жене.
Слезы по-прежнему застилали Кашису глаза, тем не менее он вовремя заметил Яункална и успел выбросить сигарету в окно. Вскоре прибыла и опергруппа милиции.
Артур Румбиниек сидел за столом, будто спал, положив голову на локоть правой руки, и ничто в его позе не говорило о насильственной смерти. На расшитой народным узором скатерти стояла глиняная бутылка «Черного бальзама». Кашис осторожно приблизил нос к горлышку пустого коричневого сосуда и никакого подозрительного запаха не уловил.