Гастролёр
Шрифт:
Сейчас-сейчас, оторву багажную квитанцию с номером пассажира, сотру все отпечатки. Интересно, у блондинок-ищеек хорошая память? Я уже начал застегивать чемодан, но тут смекнул: а что, если там остались какие-нибудь вещи, которые меня выдадут? Все-таки придется совершить подвиг и расстегнуть молнию до конца. Конечно, тело потом с трудом снова впихнется в узкий гробик, но, увы…
И тут труп хихикнул!.. Я чуть не грохнулся с фаянсового друга (благо было некуда) и не обосрался (ведь штаны-то я не снял, а других нет). Возблагодарив Всевышнего за подаренную выдержку, я наклонился к телу ближе. Тело принадлежало Витьку. Лицо блаженно улыбалось во сне, а на майке виднелись зелёные крошки волшебной травы…
– КРЕТИН!!! – заорал я, выпуская из себя весь страх и пережитый стресс,
Витюха полуоткрыл мутные счастливые глаза.
«Интересно, где он нашел косяк крепче того, что я выкурил во дворце?» – совсем не к месту подумалось мне. – Может, и лучше, что нашёл. Как иначе перенес бы перелет в чемодане? Итак, поди, весь затёк?» – и потащил его опухшее тело из короба наверх. Держаться на ногах Витёк не мог и потому одной рукой оперся на дверную защелку. Она жалко скрипнула и развалилась. С грохотом мы выпали наружу! Точнее, Витёк повалился на пол туалета и увлек за собой меня. Окружающие, приличные граждане, в ужасе отшатнулись! На Витьке были рваная майка, короткие шорты и сланцы. На мне – блестящие брюки, манишка, манжеты и лаковые штиблеты! Не хочу даже думать, какое мы произвели впечатление. Нет, просто категорически отказываюсь рассказывать об этом!
Что дальше? Я долго мочил его голову холодной водой под краном, а он матерился и лягался. В туалет никто не заходил. Хотя сами себе мы казались очень мирными.
Наконец Витёк немного пришел в себя. Он уже мог стоять, что-то внятно отвечать, правда, с лица все ещё не сходила блаженная улыбка идиота. «Лети-лети, лепесток. Через север на восток, через запад, через юг; залети к дедушке в Тверь и к бабушке в Житомир… Только, пожалуйста, отпусти нас, волшебная трава», – приговаривал я как заклинание, а вслух поинтересовался у него:
– Как мы поедем в Питер?
– А где мы сейчас? – в свою очередь уточнил он.
– В Москве, идиот! У тебя есть документы?!
Витёк кивнул, потом икнул, затем наклонился и во время поклона слегка въехал головой в стену, но таки совершил невероятный подвиг. Достал из носка свернутый в четыре раза собственный паспорт! Это означало, что мы могли, не выходя на зимние улицы, тут же купить билет на самолет до дома! И я решил оттащить его к кассам. Правда, майка на нем была мокрая, да к тому же он стал страшно икать от холода. Ничего не оставалось, как надеть на него собственный пиджак. Так мы и пошли к кассам: Витёк в пиджаке и трусах и я в блестящих брючках, манишке и манжетах. Милиционеры оглядывались на нас, но наш загорелый до негритянской черноты вид вводил их в заблуждение: иностранцы, наверное, чокнутые – летят из одной жаркой страны в другую. И вместо того, чтобы задержать нас и проверить, только заискивающе улыбались по советской привычке. И не пройди мы весь аэропорт в таком виде, никогда бы не поверили, что такое возможно. Тем не менее, мы благополучно обменяли доллары на рубли и купили билеты. Более того, зашли в местный магазин и сумели тепло приодеться.
Уже в самолете, напоенный литрами чая и кофе, Витюха пришел в себя и рассказал, как он попал в чемодан. Зная, что я бегаю по чиновникам, пытаясь выехать, он волновался только об одном: как бы не оставил его на чужбине, где он порядком успел напакостить. Он перебежками возвращался с пляжа, где ночевал в песчаной норке, в тот самый момент, когда артиста вместе с чемоданом сажали в лимузин. Витёк тормознул, чтобы разглядеть всю картину издалека и оценить её опасность или прибыльность. Но так и не оценил. Вид я тогда имел наряженный, но напряженный. Взгляд – решительный и готовый не только к успеху… но и к провалу. Витёк, умеющий жопой чувствовать опасность, заметался. Бросился в отель, но там никто толком ничего ему не объяснил. Сказали лишь, что еду выступать к королю, а потом, вроде, отваливаю домой безо всяких виз.
«А МЕНЯ?» – охренев от услышанного, он кинулся было собирать свой чемодан, но, опасаясь засады, решил все бросить. К тому же, уходя, надо всем дать на чай, со всеми проститься, это отнимет драгоценное время и деньги, которых жалко. В аэропорту он и прождал меня несколько страшных часов. Когда же решил,
Витёк сначала обрадовался услышанному, а потом занервничал и заметался. Как привести укуренное тело «своего подшефного» в чувство и сказать, что он тоже не хочет здесь оставаться, непонятно. И он принялся доказывать провожатым-телохранителям, что является моим продюсером; рассказал им историю про Хасана и про то, где учился их король и т. д. И что все организовал именно Витёк, что одному ему здесь делать нечего, и раз бизнес-класс свободен, он бы тоже…
– О, король благодарит и вас, – заулыбались телохранители и… выдали ему косяк. – Ваши документы в порядке, вы можете вылететь любым рейсом домой.
Сказать, что у него маловато денег, оказалось практически невозможно. Ничего себе продюсер! Витёк готов был удавиться. Но перед смертью решил выкурить последнюю сигарету. Остальное помнит смутно… Однако в какой-то момент все же осознал, что мой чемодан никто осматривать не будет. Служащие расступались перед королевскими стражами, не обращая внимания даже на прилипшего к ним европейца в трусах и майке. Когда багаж бросили на тележку, с которой должны погрузить в самолет, Витюха понял, что судьба дает ему шанс. В грузовом отсеке никто не охраняет вещи. Конечно, если бы он не курил, то не решился бы на такую авантюру, грозившую смертью от переохлаждения, но теперь она казалась ему ужасно веселой. Тем более что, открыв чемодан и увидев, что тот пуст и словно приготовлен именно для побега, горе-продюсер ещё раз убедился – это судьба! Добив «пятку», он залез вовнутрь…
– Ну, ты даешь! – изумился я. Что ещё можно сказать по такому поводу? Говорят, Бог бережет пьяных и убогих…
Родные оторопели, когда я появился на пороге. Красивый, загорелый, подтянутый и с чемоданом подарков (купленных в городском аэропорту)… Опускаю подробности встречи и все, что пришлось сочинять на ходу для родных: не пугать же их правдой.
– Тебе звонили не раз, – сообщила мама, накладывая поесть. – Какой-то Иван Израильевич. Очень хочет тебя к себе на день рождения пригласить, оставил свой номер. Перезвонишь?
– Хто?! – поинтересовался я с полным ртом, пережёвывая котлеты и макароны, от вкуса которых отвык за последние месяцы. Теперь они казались изысканной пищей. – Иван Израильевич?!!! – и даже забыл про котлеты. Тот самый?! И ещё на день рождения зовет?!…Нет, ещё несколько месяцев назад, услышав такую новость, писал бы кипятком от счастья, но сейчас одно это имя привело меня в ужас: «ННННЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ТТТТТ!!!!!»
P.S. Через несколько дней я всё-таки пришёл в себя и позвонил Ивану Израильевичу, правда, на всякий случай порвал перед вечеринкой свой загранпаспорт. А что, собственно, случилось плохого? Я освоил новую профессию, заработал пару тысяч долларов дайвингом и целый мешок неизвестных нубийских денег на концерте. «Неизвестных», потому что они были новые, их напечатали, едва король снова пришел к власти. В России эти купюры не принимают, говорят, ненадёжные: что, если монарх снова увлечётся какой-нибудь тёлкой из демократической страны и изменит политический строй своей родины? Тогда деньги напечатают новые, а обменять старые можно будет только в Нубии. Так что получается, задаром я отдал придворным свои шмотки.