Гастролеры, или Возвращение Остапа
Шрифт:
Очередная волна смеха, разверзая пространство, прокатилась по восточной части пляжа «Аркадия». Блистательный напор темперамента конферансье обезоружил всех, даже малыша в матросской форме, который смеялся, взирая на свою хохочущую маму.
Некоторые из присутствующих – скромные и стеснительные по жизни, со стороны не узнали бы себя, но сейчас, сбросив вековую паранджу благочестия и приличия, барахтались на стульях, раскрасневшиеся и обмякшие от смеха, пребывая будто в состоянии наркотической эйфории.
Радость от великолепно срежиссированного
Происходящие на автобусной остановке, меняющиеся с каждой секундой события требовали постоянной концентрации, с тем, чтобы не нанести урона постановке великой трагикомедии «Никто не хотел умирать».
Артист снова обратил перста на троллейбусную остановку, на которой тело шофёра было «предано земле»:
– И долго пленник молодой лежал в забвении тяжёлом (А. Пушкин)!
Между тем водитель, несколько оправившись от ошеломляющего удара черноморца, стал потихоньку приходить в себя.
– Несчастный тихо поднялся, с трудом обводит слабый взор (А. Пушкин), – конферансье слабым, полным отчаянья и безнадёги взором обвёл питомцев.
Несчастный, действительно поднявшийся с трудом, воспрял духом и с такой неистовой яростью бросился на неприятеля, что тот едва успел привести в действие свою стеклянную «артиллерию».
– Тут вообще началось, не опишешь в словах, и откуда взялось столько силы в руках, – рычал голосом Высоцкого артист.
Морской волк, защищаясь, стал махать авоськой перед самым носом нападавшего, в надежде отразить наступление. Противник, успешно уклоняясь от ударов, всё же пытался прорвать оборону. Мореман тем временем замахнулся авоськой сверху вниз и, влекомый силой инерции, покачнулся вперёд.
Удар пришёлся по железобетонному парапету, на котором тотчас организовалось кровавое пятно. Звон битого стекла был отчётливо слышен в кафе, отчего на стороне моремана оказались воздерживающиеся, поскольку тот перешёл в ранг пострадавших, теперь уже и материально.
– И упали из-под мышек две больших и пять малышек! (В. Высоцкий) – незамедлительно отреагировал конферансье.
Битое стекло в авоське стало грозным оружием в руках взбешённого морского дьявола, и он, размахивая ею, как булавой, ринулся в контрнаступление, погнавшись за обратившимся в бегство противником.
– За ним повсюду всадник медный с тяжёлым топором скакал (А Пушкин)! – отобразил событие конферансье.
Тут к месту происшествия, истеричным воем сирены сотрясая атмосферу, пришвартовался жёлтый милицейский уазик.
Из машины вывалились трое дюжих молодца. Они повалили наземь вооружённого авоськой с битым стеклом черноморца, поскольку его действия очерняли советскую социалистическую действительность.
– Навалились гурьбой, стали руки вязать, а потом уже все позабавились! (В. Высоцкий) – продолжал прямую трансляцию артист.
Обезоруженного возмутителя спокойствия зафиксировали наручниками и беспардонно запихнули в уазик, куда нырнула Оленька, дабы снять с невиновного чёрное пятно обвинения.
Комментарий не заставил себя ждать:
– И наш герой на много-много дней прощается с Испанией своей (Д. Байрон)!
Жульдя-Бандя взмахом руки вновь обратил взоры «детишек» на попавшего в жернова правосудия моремана, не забыв при этом состроить печальную мину:
– Уселись, и возок почтенный, скользя, ползёт за ворота (А. Пушкин).
Помахав рукой в сторону удаляющегося милицейского «возка», запел:
– Любимый город может спать спо-окойно (Е. Долматовский)…
Этим была закрыта последняя страница инсценированного спектакля «Никто не хотел умирать».
За то время, пока «воронок» стоял на светофоре, ситуация, по-видимому, разрешилась, и черноморец, вместе с Оленькой, был отпущен на свободу.
Глава 14. Одного из главных героев инсценированной постановки «Никто не хотел умирать» зрители чествуют как челюскинца
Жульдя-Бандя исчез так же, как и появился: внезапно, стихийно, неожиданно. Он был не вправе позволить уйти в небытие, несомненно, достойному артисту. Торопливой поступью он настиг черноморца, сыгравшего на бис единственную и, возможно, свою последнюю роль в жизни.
Экс-покоритель морей и океанов увидел цветущего, как майская роза, обидчика. От греха подальше, он хотел было свернуть в сторону, но от предложения отметить свой актёрский дебют отказаться не сумел.
Звёздную пару встречали, как челюскинцев. Отставной моряк понял, что стал жертвой розыгрыша. Посетители кафе его дружелюбно похлопывали по плечу, пожимали руку, как космонавту, совершившему беспрецедентный полёт на Луну.
Он, на секунду, сопоставил свои мучения со страданиями Христовыми, и ему стало немного неудобно перед Иисусом. Да и лёгкие ранения в виде царапин тянули разве что на моральные увечья средней степени тяжести.
Не был обделён вниманием и провокатор, устроивший феерическое зрелище на троллейбусной остановке возле пляжа «Аркадия». Его схватили две половозрелые девицы в попытке завладеть интеллектуальной собственностью вместе с прилагающейся к ней плотью.
– Девочки, – виновато скрестив на груди руки, вежливо отказался он, – сегодня я не распоряжаюсь своей биографией.
Он вознёс руки в сторону потерпевшего и громко, с ораторским азартом возгласил:
– Дамы и господа! Я хочу представить вам народного артиста СССР… – великий авантюрист что-то шепнул черноморцу на ухо, – Василия Топоркова! – он придал руке моремана восклицательное положение, как рефери – победителю в поединке. – Я предлагаю выдвинуть его кандидатуру на премию «Оскар» в номинации «Актёр года». – Нет, – возразил он себе, – на премию «Лучший актёр двадцатого столетия!»