Гастролеры, или Возвращение Остапа
Шрифт:
– Национальность?.– он отправил знак вопроса в непорочный взор администраторши. – После 300-летней сэкспасии монголо-татарским игом Руси, категоричность в этом вопросе была бы крайне неосмотрительна.
Администраторша хихикнула, по-видимому, относительно сэкспансии:
– Заполняй, умник, а в графе национальность можешь написать татарин… или монгол…
В номере Жульдя-Бандя, безжалостно транжиря воду, произвёл омовение в душе. Распластавшись на белой хрустящей простыне, стал мысленно прокручивать события прошедшего дня. Он был доволен собой. Он был доволен гостеприимством
Буйная фантазия неугомонного авантюриста не желала мириться с тихим и мерным течением умирающей империи, ещё не успевшей влиться в бурные демонократические воды анархии, бардака, хаоса, коррупции.
Глава 16. Зародившаяся идея не оставляет в покое буйную натуру бродячего авантюриста
Эйфория массового публичного оздоровления, прокатившаяся по стране, не оставляла в покое неудержимую натуру странствующего шарлатана. Жульдя-Бандя стал вынашивать план, в котором благодарные соотечественники станут менять свои ассигнации на его интеллект.
Он лежал на белоснежной простыне, свободолюбиво раскинув руки, как лежит добропорядочный налогоплательщик, необременённый кредитами гражданин или любящий муж, изменивший своей благоверной не более двух-трёх десятков раз.
Он представил себя на сцене огромного зала, в чёрном фраке, в объятиях взглядов страждущих и жаждущих исцеления. Потом пришёл к мнению, что траурный цвет может навести на мысль об исцелении нетрадиционным способом, и с лёгкостью переодел себя в белый. Слишком вульгарно и аристократично. Облачился в восточный султан. Это хоть и не излечивало, но вносило определённую степень загадочности, таинственности и мудрости. Тут же стал вопрос об аудитории.
Излечивать старух – дело безнадёжное и бесперспективное. К тому же старухи патологически любят болеть и с удовольствием болеют до девяноста лет. Здоровая старуха чувствует себя ущербной, и она торжественно умирает, не в силах сносить завистливых взглядов болящих соотечественниц.
Мечтатель заполонил зал симпатичными, разодетыми в весёленькие тона девицами, но счёл их одеяния слишком вызывающими. Безжалостно раздел их, но обнажённые молодые женщины мало походили на болящих и наводили на нескромные мысли. Он облачил всех в школьную коричневую форму с белыми фартучками поверх. Начал процесс массового оздоровления, но остался неудовлетворённым.
Оздоровлять молодых женщин экспресс-методом было большим хамством. Он нарисовал в уме стройную симпатичную блондинку, наделил внушительной грудью, всё-таки раздел её, определил на кушетку, прямо в центре зала, и стал массировать нежную податливую кожу.
Тут, на самом интересном, пелена застлала разум. Сон пленил сознание, заодно завладев и плотью. Блондинка растворилась, как белый дым. Ей на смену явился черноморец в форме налогового инспектора, который сотрясал его за грудки, требуя уплаты налога с собранного давеча в кафе на пляже «Аркадия» гонорара…
Утром, восстав ото сна, Жульдя-Бандя, обременённый зародившейся идеей, достал из дипломата из крокодиловой кожи корочку, удостоверяющую его как экстрасенса. Прочитал с незначительной корректировкой: «Московский международный центр по подготовке шарлатанов». Определил её обратно в дипломат. «На начальном этапе, однако, потребуется незначительное финансирование проекта, хотя, – ободрил он себя, – первые пожертвования от сердобольных граждан и гражданок уже начали поступать на текущий счёт народного целителя».
Жульдя-Бандя улыбнулся. Он был в прекрасном настроении, что соответствовало и настроению Всевышнего, ниспославшего на грешную землю чистое, с лёгкой проседью облаков небо. Солнце уронило сквозь расщелину штор косую золотистую полоску, взорвавшуюся на левой створке трельяжа брызгами огненного света.
– Ах, Одесса, жемчужина у моря, – мурлыкая, совершал утренний моцион её неудержимый гость…
Он спустился в буфет. Сочная конопатая девица премило и, казалось, с лёгким намёком улыбалась: рассчитывать на чаевые с холодным равнодушным взглядом не приходится. Молодой человек посмотрел на прейскурант, затем на королеву забегаловки:
– Для виду прейскурант висит и тщетный дразнит аппетит (А. Пушкин). А у вас цены ниже рыночных?
– Намного, – буфетчица устремила взор в искристые голубые очи посетителя:
– Что желаете?
– Всё, – признался он, хитро улыбаясь.
Молодой человек ублаготворил желудок бутербродами с нарезками из осетрового балыка. Запил бутылочкой «Жигулёвского». Углекислота приятно щекотала гортань. Уходя, незаслуженно осыпал конопатую буфетчицу лёгким дождичком комплиментов. Та криво улыбалась, потому что лёгкий дождичек чаевых ей импонировал больше.
Ранний посетитель выплеснул своё тело на улицу, отчётливо сознавая, что статус бродячего философа несовместим с оседлой жизнью.
Глава 17. Жульдя-Бандя в каменных джунглях легендарной Одессы
На клумбах пели цветы. Им вторили весёлые беспечные воробьи: вскормленные на «вискасах» городские коты, в отличие от вечно голодных и озлобленных деревенских, не проявляли к ним ни малейшего интереса.
Душа странствующего ловеласа плясала. Мажорную тональность нарушил двигающийся навстречу троллейбус пятого маршрута, на водительском кресле которого восседал один из участников побоища на остановке возле пляжа «Аркадия». Тот был занят маршрутом. К счастью, он не знал в лицо своего обидчика, иначе – второй части спектакля «Никто не хотел умирать» – было бы не избежать.
Прекрасное настроение преследовало нашего героя. Он улыбнулся, вспомнив, как рыжая девица, в компании за сдвинутыми столиками, вызвала Херсоном смех у его питомцев.
«Стоп! – остановил он себя. – А почему бы мне не устроить целительный спектакль в Херсоне?! Чем, предположим, Херсон хуже Серпухова? Или в Херсоне меньше жаждущих исцеления?!»
Несомненно, в Одессе их больше, но Одесса – город-герой, и он не имел морального права топтать своими грязными лапами героическое прошлое черноморского портового города. К тому же Жульдя-Бандя, как и всякий провинциал, не любил суеты мегаполисов.