Гаугразский пленник
Шрифт:
— Как держит?
Прикусила язык. Но Ахсаб сегодня не была настроена задаваться, свято храня древние тайны. Наоборот, ей самой не терпелось поделиться, похвастаться, рассказать:
— За шнурок. Из его и своих волос, с нитью из черной овцы и, кажется, еще с какой-то травой… я знаю, только забыла. Главное, конечно, чтобы он пролежал ночь в новолуние под Сокольим камнем и чтобы обязательно дождь, ну и заклинание… А потом разрезают напополам. И он точно вернется… тот, у кого половинка.
— Правда? А если глобалы его…
Ахсаб пожала плечами:
— Можно,
Мильям прикусила губу. Над вершиной Ала-Вана мохнатая туча, похожая на овечью шкуру, закрыла солнце, и оно выпустило между завитками небесной шерсти сноп ярких горячих стрел.
Значит, любой воин может остаться в живых, не уйти на пир Могучего, не пропасть без вести, не вернуться домой трупом в заскорузлом камуфляже. Если только этого захочет девушка, которая…
Первая дочь в семье.
— Ты чего?
Мильям вздрогнула:
— Я пойду, Ахсаб. Поздно уже. Лепешки… и гусениц надо обобрать с винограда…
Она старалась идти медленно — пока Ахсаб могла ее видеть. Потом прибавила шагу, сорвалась, побежала, все быстрее, быстрее… Сурген. Его точно убьют в первом же бою, он же такой высокий и широкоплечий, в него так удобно стрелять. А вертихвостка Адигюль тем временем держит за половинку шнурка какого-то Мухатбека, о котором, наверное, и думать забыла, тискаясь на виноградниках с недоростком Арвазом… И ничего нельзя поделать. Так устроен мир. Справедливо…
Тяжело переводя дыхание, остановилась под яблоней. Той самой, где вчера они с Ахсаб… В траве что-то желтело, и Мильям опустилась на корточки.
Внизу под яблоневой веткой лежала мертвая бабочка. Черные муравьи уже облепили ее со всех сторон, деловито отгрызая ножки и крылья.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Привет.
— Ничего себе!
В дверном проеме стоял Винс. Шагнул вперед, и створки сомкнулись за его спиной. Вот это явление!
— Я… в общем… — выдавил кривую улыбочку. — У меня дело, Юсь.
Видок у него был еще более дурацкий, чем обычно: волосы будто прошли ионное отбеливание, а физиономия ярко-малиновая, как фрутолинный десерт, даже конопушек не видно. И того же цвета тощая шея, торчащая из широкого ворота белого комба. Ну, это все я еще стерпела, но при взгляде на уши, просвечивающие рубином, не выдержала — молча захихикала прямо ему в лицо.
— …к твоему брату.
— Его нет. — Я отчаянно боролась с настоящим, в полный голос, хохотом. — Слушай, а связить перед тем, как приходишь, тебя не учили? Или связилка глючит?
— Нет… то есть я…
— Чтобы застать Роба дома, надо связить как минимум недели две подряд. — Понемногу я справилась с собой и теперь читала мораль с очень даже умным видом. — И то если повезет. Так что…
Дверь за Винсовой спиной приоткрыла деликатную щель: я разглядела в шлюзе кусочек его капсулы, безумно дорогой и стильной во всем, кроме владельца. Воспринимать намек он и не думал. Разве что втянул шею в плечи и стал ниже меня не на полголовы, как всегда, а на все три четверти. И еще помялся на худющих ногах — может быть, приспичило в туалет.
— Я хотел сначала поговорить с тобой, Юсь. Я ведь твоего брата… ну, почти не знаю.
Мог бы сказать правду — «боюсь». Я бы поняла. Роба все боятся.
И какое у Винса может быть к нему дело? Становилось интересно, однако давать слабину, выказывая любопытство, я не собиралась.
— Воспитанные люди все равно связят. Откуда ты знал, что я дома? Я как раз собиралась улетать, между прочим.
— У меня же твой маячок.
— А-а.
Фатальные ошибки молодости. Давным-давно, на празднике Открытого социума — ну, когда шестилеток с помпой выпускают из группы социализации интегрироваться во взрослую жизнь, — кто-то придумал этот маразм, распространившийся среди нас со скоростью хорошего вируса в сети. Обмениваться ДНК-маячками. Дружба навек и так далее — и куда только Наставница смотрела, не говоря уже о родителях?!
Для начала мы, конечно, обменялись с Далькой, что в принципе неплохо, в жизни пригодилось. А потом выскочило шило в одном месте: все ж меняются дальше, а я?! Вот тут-то и подрулил этот конопатый чудик… А теперь расплачивайся всю жизнь. В которой он то и дело возникает, и, как правило, в самое неподходящее время.
Между прочим, по закону код маячка имеют право знать, кроме близких родственников, только розыскные программы органов Глобальной безопасности. А у военных еще командир отряда; я мысленно примерила на Винса камуфляжный комб и опять повеселела.
— Ладно, проходи. Вон та скользилка для гостей.
Он кивнул и поднял ногу так неуклюже, словно никогда в жизни не вставал на скользилку. Чудо в белых перьях.
— Почему ты такой красный? — спросила я, когда мы домчались до моей комнаты.
Винс ответил не сразу. По правде говоря, на данный момент он и особенно красным-то не был: веснушки отчетливо проступили на позеленевших щеках. Еще пару поворотов, и точно не выдержал бы моего темпа, бедненький. А я знаете как натренировалась в детстве на скользилках?… Ого-го!
— Сгорел, — наконец выдавил он. — На море. Я всегда сгораю, даже при непрямых лучах, через все светофильтры. Кожа такая.
— На море слетал? — отозвалась я очень равнодушно. — Мы с предками тоже когда-то были. Скукотища там.
Он уже пришел в себя после наших гонок, опять покраснел и горячо со мной не согласился:
— Что ты, Юста! Море никогда не надоедает. Знаешь, я каждый год месяца за три начинаю дни считать… глупо, конечно. Но море…
— Каждый год?!. Ты…
И моему болтливому языку тут же как следует досталось — от обеих челюстей. Тоже мне новость. Всем известно: у некоторых социальных категорий неограниченный доступ к экодосугу, хотя считается, будто лото-выборка в равной степени охватывает… ну и далее по тексту. А то, что мама Винса — крутая шишка в Экологическом ведомстве, Далька еще когда пыталась мне внушить…