Гаури
Шрифт:
— Занимайся тем, чем тебе положено! — нагло ухмыльнулся Амру. — А когда принесешь наручники, не забудь захватить ордер на арест.
Инспектор в ярости отвернулся — формально Амру был прав.
— Иди домой, Паро, — сказал дочери Адам Сингх. — Амру теперь способен на все.
Пока шли в участок, Лакшми не переставала плакаться инспектору на свою несчастную судьбу, ломала руки и умоляла замять дело. Она умолкла лишь около базара, где люди с любопытством глядели на необычную процессию, а затем снова принялась молить его о прощении.
Дойдя
— Ах, господи, — продолжала скулить Лакшми, — пусть он поскорее придет в себя.
— Помолчи, старуха! — прикрикнул на нее инспектор. — Мне надо записать показания свидетелей.
Адам Сингх иронически усмехнулся.
— Уверен, что этих негодяев Удхо и Мадхо не поймают, и тот, кто подстроил это дело, выйдет сухим из воды. Что проку записывать показания? Лучше приказать старухе забрать девушку у того, кому она продана, и вернуть Панчи.
— Неужели она действительно продала родную дочь? — недоверчиво спросил Ганда Сингх.
— Пусть она сама расскажет об этом.
— Ах ты, старая дрянь! — загремел Ганда Сингх. — Ну-ка, расскажи нам, как было дело, а не то я упрячу тебя за решетку!
— Пожалейте меня! — завопила Лакшми. — Я сама не знаю, какой бес толкнул меня на это! Лучше бы я померла!
— Говори прямо, — заревел инспектор. — Продала ты ее или нет?
— Да, да, я продала ее брату Джавалы Прасада, и пусть боги проклянут меня за это!
— Теперь уже поздно раскаиваться, — горько заметил Адам Сингх.
— Что же мне теперь делать? — причитала Лакшми. — Научите меня!
Наступило долгое молчание. Полицейский инспектор взвешивал про себя, чью сторону принять. С одной стороны, был Панчи с его законной жалобой и показания многочисленных свидетелей. С другой — Амру и замешанные в это дело богачи…
Адам Сингх, угадав его мысли, сказал:
— Конечно, против ростовщиков трудно что-либо предпринять, ведь у них деньги.
— Не в этом дело, — солгал Ганда Сингх. — Но этих мерзавцев — Удхо и Мадхо — придется теперь разыскивать долгие месяцы. А если подать на старуху в суд, то раньше чем через год дело не решится, особенно если у нее богатые покровители. По-моему, для всех будет лучше, если эта женщина пойдет и сама приведет свою дочь обратно.
Хотя Адаму Сингху внутренне трудно было согласиться с инспектором, он все же понимал, что так дело, пожалуй, разрешится быстрее. Он только лишний раз подивился тому лицемерию, которое царит в полиции, — люди постоянно ссылаются на священные книги, и сами поступают вопреки им. Но как бы он ни жаждал справедливости, особенно после того как люди Амру зверски избили Панчи, он все же не хотел давать ходу этому грязному делу и считал, что для Лакшми уже теперешнее ее унижение было немалым наказанием… Может, даже Амру теперь раскаивается в своих грехах. Ведь согласно заветам индуизма, «даже и у вора есть совесть».
— Ну ладно, —
— Сделаю, сделаю, господин, — поспешила заверить его Лакшми. — Сделаю, клянусь честью.
— Э, какая уж у тебя честь! — сказал Адам Сингх.
6
Было раннее утро, когда Адам Сингх и Лакшми отыскали в Хошиарпуре лавку ростовщика Джайрама Даса. Ночной сторож зажигал благовония перед медной статуей богини изобилия, стоявшей возле прилавка.
— Ну, чего явились в такую рань? — грубо сказал он. — Лавка еще закрыта.
Лицом он напоминал горца, и пришельцы подивились тому, как мог этот человек стать сторожевым псом ростовщика.
Они устало опустились на доски, лежавшие возле застекленной витрины. Снова взглянув на сторожа, Адам Сингх втайне позавидовал самоуверенности, написанной на его гладком, сытом лице. «Сперва, наверное, крестьянствовал, потом в армии служил, а теперь вон как пристроился», — подумал он.
— Когда же выйдет сетх-джи? — спросила Лакшми.
— Как поест, так и выйдет. Но вам придется долго ждать. Я еще должен совершить омовение, а потом принести ему завтрак из харчевни…
— Откуда? Из харчевни? — тревожно переспросила Лакшми. — А разве жена не готовит ему?
— У него нет жены, — отрезал сторож.
— А моя дочь, Гаури? Ведь я выдала ее за сетха только месяц назад!
От неожиданности сторож выронил курительную палочку, да так и застыл с открытым ртом.
— Почему ты молчишь? Говори, мошенник, что случилось! Не выгнал же он ее! Или выгнал?
Сторож опустил голову, как бы давая этим понять, что ему не хочется разглашать неприятную тайну.
— Отвечай же! — не выдержал Адам Сингх.
— Я не знаю. Я не вмешиваюсь в дела сетха-джи, — сказал сторож и снова принялся зажигать благовонные палочки.
— Но ведь ты сказал, что приносишь ему еду из харчевни, — не успокаивалась Лакшми. — Ты приносишь одну порцию или две?
Сторож не ответил, но на лице его отразилось смущение.
— О горе! — закричала Лакшми. — Что случилось с моей дочерью? Уж не умерла ли она?
Как ни боялась Лакшми этого слова, ей все же пришлось произнести его.
— Не поднимайте шума! Еще так рано… — пытаясь придать твердость голосу, сказал сторож.
Но Лакшми не успокаивалась:
— Иди и позови своего хозяина, дармоед! Или ты хочешь уморить меня? Иди!
В голосе ее звучал такой гнев, что сторож не выдержал и направился к лестнице. Лакшми глядела на него глазами, полными слез. На минуту он остановился, окинул взглядом лавку — не могут ли эти люди что-нибудь стащить? — и стал подниматься вверх по ступенькам, в квартиру хозяина.