Гаури
Шрифт:
— Гаури, расскажи Ракхи о сахибе докторе, — посоветовала Хур Бану, желая переменить тему разговора.
— Да, да, сестра, мне говорили, что эта девушка стала теперь очень образованная, — ехидно ухмыльнулась Ракхи, решившая, что Гаури, которая работала в больнице сестрой, будет ей теперь конкуренткой.
И она смерила Гаури взглядом, ощупывая глазами ее живот.
— Она потом позовет тебя осмотреть ее, Ракхи, — сказала Хур Бану, стремясь отделаться от старухи.
— Нет, тетя, — сказала не любившая лицемерить Гаури. — Когда придет мое время, я поеду в больницу к доктору Махендре…
Это привело
— Я вижу, девочка, у тебя выросли крылья, — злобно сказала она. — Но не забывай: когда у муравья отрастают крылья, значит, его смерть близка.
— Как ты можешь говорить такое! — запротестовала Хур Бану. — Не нужно поминать смерть. У нас и так достаточно народу умерло во время засухи!
Панчи, только что вставший после дневного сна, вышел во двор. Он слышал последние слова Хур Бану.
— Ах, сынок, что это с твоей головой? — запричитала Ракхи, хотя ей, главной сплетнице в деревне, все было отлично известно.
— Нечего меня оплакивать, я еще не умер, — сказал Панчи угрюмо.
— Ах, сынок, такие слова могут накликать беду! Да пошлет тебе господь долгую жизнь и счастье… Ты еще должен купить мне вельветовое платье и шаровары, как было обещано, когда тебе повязывали священную нить. Твоя старая мать не дожила, бедняжка, до твоей свадьбы. Но я-то знаю, что она подарила бы мне полный костюм, если была бы жива сейчас…
— Ну, о чем тут говорить, — прервала ее Хур Бану. — Панчи даст тебе все, что хочешь, когда в его доме родится ребенок.
— Да, да, сынок, пусть бог пошлет тебе прибавление семейства! — сказала Ракхи.
— Скажи это моей жене, — ответил Панчи.
— Ах, что мне говорить твоей жене! — пожаловалась Ракхи. — Она побывала в городе и научилась носить белую одежду сестры милосердия. И она предпочитает руки доктора-мужчины рукам твоей старой дорогой Ракхи. Не удивительно, что твоя тетка Кесаро не могла держать ее в своем доме и вам пришлось уйти… А теперь все в деревне только и говорят о ней!..
Панчи резко повернулся, услышав грязные намеки Ракхи.
— Что говорят?
Но старая Ракхи недаром была опытной сплетницей. Ничего не ответив, она уставилась себе под ноги, стараясь разжечь любопытство Панчи.
— Одни сплетни, и ни капли правды, — вот что такое деревенские разговоры, — вставила Гаури.
— А ты помолчи! — прикрикнул на нее Панчи. — Я спрашиваю ее, я не тебя!
— Сынок, — пробормотала Ракхи, — родственники всегда ближе, чем дрянная жена. А Кесаро…
— Я уверена, что это Кесаро подослала ее сюда! — прошептала Гаури.
— Не только Кесаро — вся деревня болтает! — сказала Ракхи. — Они все говорят…
— Так что же они говорят? — подхватил Панчи, подходя к женщинам.
— Ах, сынок, — объяснила Ракхи со скрытым злорадством, — когда Сита была похищена Раваном [29] , а муж пошел и забрал ее обратно, что говорили люди?
— Чтоб им пусто было! — воскликнула Хур Бану. — Зачем ты такое говоришь?
— Они все думают, сестрица, от кого этот ребенок: от Панчи или от кого другого! — нанесла Ракхи последний удар.
29
Когда Рама — легендарный герой и бог, главный персонаж
— Ведьма! — завизжала Гаури. — Говорить такое!..
— Ты злоязычная женщина! — возмутился Рафик. — Пришла к нам нарочно для того, чтобы помучить молодых!
Панчи схватил Ракхи за волосы, со свирепой решимостью проволочил ее через весь двор и швырнул в сточную канаву.
— Чтоб ты подох, негодяй! — кричала Ракхи. — Причинить мне такую боль! Чтоб твоему роду и племени никогда счастья не видать! Чтоб…
Она теперь так же яростно поносила его, как за несколько минут до этого расточала ему похвалы. Затем она заковыляла по улице, взывая к состраданию соседей и призывая их высказать свое мнение о женщине, которая ушла в Хошиарпур, жила там в разных подозрительных домах и вернулась к своему мужу «с пузом, как бочка».
Микробы, которые разбросала своим отравленным дыханием Ракхи на веранде дома Рафика, распространились по всей деревне с такой же быстротой, как чума перебирается от крысы к человеку. Но первой их жертвой был Панчи, который, казалось бы, так решительно вышвырнул носителя болезни за пределы своего дома.
Прошло совсем немного времени, и сомнения, высказанные Ракхи относительно добропорядочности Гаури, стали одолевать его. А вскоре они превратились в открытые подозрения, подогреваемые инсинуациями Ракхи по адресу Махендры. Он помнил, конечно, что сам выгнал Гаури, когда она объявила, что ждет ребенка, и поэтому не придавал особого значения грязным намекам Ракхи касательно беременности его жены. Но она была продана ростовщику Джайраму Дасу и несколько дней жила в его доме. Да и теща намекнула на скандал в лечебнице из-за посягательств другого доктора на Гаури. Что в действительности там случилось, он не знал, и эта неопределенность угнетала его, заставляла сердце учащенно биться по ночам, вызывала слабость во всем теле. Он просыпался среди ночи и подолгу ворочался в постели, пытаясь успокоиться.
Когда Гаури подходила к нему и садилась рядом, обмахивая его веером, он теперь испытывал отвращение к ней и даже ее белая чистая одежда вызывала у него раздражение. Ему был неприятен даже ветерок от веера, которым она помахивала перед его лицом, он отворачивался и отводил глаза, чтобы не встретиться с нею взглядом. Ее преданность только усиливала его озлобление.
Гаури, которой тоже было нелегко, уже жалела, что была так груба с повитухой. И, пытаясь исправить положение, она была теперь нарочито заботлива с мужем и предупреждала всякое его желание.
— Надо же было так случиться! Надо же было этой Ракхи прийти и снова все отравить! Над моей жизнью тяготеет проклятье! — горестно восклицал Панчи.
Гаури слушала его истерические выкрики и чувствовала, как в ней поднимается жалость к нему. «Бедняжка совсем запутался, — думала она, — но ведь это не его вина».
На следующее утро Рафик, воспользовавшись первым удобным предлогом, подошел к постели Панчи, выставленной во двор.
— Ну, братец, — спросил он, — как твои дела?
— Неважны мои дела, — Панчи махнул рукой.