Гавань измены
Шрифт:
— Ой-ой-ой! Вы что, потерпели кораблекрушение?
— Не совсем, — ответил Стивен, несколько уязвленный, поскольку одолжил в госпитале фиолетовые галифе и побрился. — Вы полагаете, у меня что-то не так с внешностью?
— Ни в коем случае, дорогой доктор. Только вы, как правило, так... так педантичны, я правильно сказала?
— Абсолютно.
— И всегда в мундире, так что я немного удивилась, увидев ваш белый сюртук.
— Мы называем его «баньян», — ответил Стивен, рассматривая одеяние — свободный парусиновый жакет с завязками вместо пуговиц, сделанный Бонденом из того крохотного куска парусины, что смогли выделить на «Дромадере». — Все же, возможно, на берегу он выглядит странновато, даже наверняка.
Наконец они дошли до гостиной, где стоял небольшого круглый стол, на котором миссис Филдинг накрыла себе ужин из трех кусков холодной поленты [41] , яиц вкрутую и кувшина с лимонадом.
— Вы не поверите, дорогая, — сказал Стивен, усевшись напротив нее и тут же схватив кусок, — мой самый лучший мундир стоит одиннадцать гиней. Одиннадцать гиней: и в самом деле сумасшедшая сумма.
Он смутился, что случалось редко, и перевел разговор на другую тему. Миссис Филдинг налила ему стакан лимонада и задумчиво глядела, как он потянулся за яйцом.
41
Полента - блюдо из кукурузной крупы.
— Но, — машинально отводя руку, произнес Стивен, — зайди я в гостиницу за той роскошью, что там оставил, у меня не осталось бы времени добраться до этого дома и застать вас бодрствующей; я предпочел подвергнуть риску вашу репутацию, как мы договаривались, придя в баньяне, чем оставить ее нетронутой, но надеть великолепный мундир.
— Поистине великодушно с вашей стороны сопереживать мне и прийти так скоро, — ответила она, беря его руку и глядя на него большими взволнованными глазами.
— Пустяки, дорогая, — ответил Стивен, возвращая рукопожатие. — Скажите, те люди докучали вам с того времени, как я уплыл?
— Только дважды. На следующий день я пошла в церковь святого Симона и сказала, что мы провели ночь вместе. Он был удовлетворен и добавил, что в следующий раз я получу письмо.
— Тот самый иностранец с неаполитанским акцентом — маленький бледнолицый мужчина среднего возраста?
— Да, но вручил мне письмо другой — итальянец.
— Как поживает мистер Филдинг?
— Ах, с ним не всё благополучно. Он не говорит этого — только о том, что упал и повредил руку — но он сам не свой. Я боюсь, он очень нездоров и подавлен. Я покажу вам его письмо.
Письмо действительно оказалось не такое, как предыдущие: дело даже не в изящности слога — к этому у мистера Филдинга не было таланта — скорее тягучее, последовательное изложение событий, через которые слегка проглядывали чувства к жене: старательное письмо, спотыкающееся на каждом предложении, рассказ о падении на скользких ступенях на плацу, хорошем лечении в тюремном лазарете, призыв к Лауре сделать все, что в ее силах, чтобы выказать их благодарность джентльменам, сделавшим их общение возможным: наверняка они способны повлиять на правительственных чиновников.
«Так не пойдет», – подумал Стивен, когда взглянул на аккуратно написанное письмо. Байка о поврежденной руке чересчур странная, да и в любом случае используется слишком часто. Ранние предположения Стивена окрепли до почти полной уверенности: Филдинг мертв, а подделка под его почерк держит Лауру в повиновении.
Весьма велика вероятность, что французским агентом на Мальте является указанный Грэхэмом Лесюер, и Рэй не смог его схватить: вероятно, это к лучшему — скормить Лесюеру фальшивку через Лауру куда полезнее, чем привязать к столбу перед расстрельной командой. Но «накормить» его нужно быстрее, до того как «Сюрприз» отчалит, ибо не проконсультировавшись с сэром Джозефом или одним из его близких коллег, Стивен не хотел доверять это дело кому-либо еще на Мальте, и, естественно, до того, как информация о смерти мистера Филдинга распространится — когда это произойдет, Лауру нельзя будет использовать. Не только Лесюер не поверит фальшивым сведениям из ее уст, но поскольку в ее власти (и ее интересах) будет выдать Лесюера вместе со всей организацией, он устранит Лауру. Став бесполезной, она исчезнет.
Все это он прокрутил в голове почти мгновенно, пока просматривал письмо, но не сказал ни слова. Стивен пришел к тем же выводам, что и в первый раз, но теперь стало известно куда больше фактов, и он почти совершенно уверился в этом, а симпатия к Лауре заставляла действовать безотлагательно. Он выдумал тот же утешительный ответ, что и раньше, и беседа перешла на технические аспекты её связи с агентами разведки.
Сейчас Лаура уже не так соблюдала осторожность и дала подробное описание Лесюера и некоторых его коллег, а также сообщила о преступной легкомысленности Базилио — к примеру, тот сказал ей, что доктор Мэтьюрин не должен был отправиться на Красное море: его место предстояло занять другому человеку. Из всего сказанного стало ясно: кто-то совершил ошибку, а то и смертный грех, недооценив женскую власть, и даже если Лесюер не курсе, что она опознала его, но совершенно очевидно - Лаура слишком много знает о его агентурной сети, и он не может допустить ее провал.
— Итак, — заговорил Стивен после долгой паузы, затем его лицо просветлело. — Вот она, — продолжил он, указывая на виолончель, стоявшую у стены около рояля Лауры. — Как же я тосковал о ней в последнем плавании.
— Вы думаете о виолончели, как о женщине? — спросила Лаура. — Она мне представлялась такой мужской. Басовитой, даже небритой.
— Мужчина или женщина, — ответил Стивен, — лучше бы вам приготовить нам кофе и доесть свой ужин, который я наполовину уничтожил, Господи прости меня, бездумного, и тогда можно сыграть отрывок, который мы мучили в прошлый раз. Мужчина или женщина, — пробормотал он, вытаскивая инструмент из жесткого футляра, — какая разница.
— Что вы сказали? — донесся голос из кухни. Очевидно, Лаура еще ела.
— Пустяки, пустяки, дорогая: всего лишь ворчу.
Он настроил виолончель, размышляя о своих чувствах к Лауре. Сильнейшее желание, безусловно, но также нежность, уважение, симпатия, дружба самого высшего порядка.
Выйдя на улицу с первыми проблесками рассвета, Стивен с глубоким удовлетворением обнаружил наблюдающего за домом шпиона и в задумчивости направился к набережной, чтобы подождать там, пока не удастся нанять дайсу. Решили, что он снимет номер в гостинице у Сирла, где Лаура навестит его в фалдетте и полумаске, и Стивен предоставит ей что-либо, дабы удовлетворить аппетиты Лесюера. Только что?
Стивен стоял на ступенях пристани и перебирал в голове все возможности, невидящими глазами глядя на превратившийся в развалину «Вустер», который к полному равнодушию всех, кто когда-либо на нем служил, уже деградировал до состояния голого остова, и тут в его размышления ворвался привычный окрик лондонского лодочника «Вверх или вниз, сэр?». На третьем повторе Стивен пришел в себя, посмотрел на подножье лестницы и увидел улыбающиеся лица «сюрпризовцев», прибывших на баркасе
— На корабль, сэр? — спросил Плейс, сидящий на носовом весле. — Капитан прибудет с минуты на минуту. Бонден пошел в гостиницу Сирла. Удивлен, как это вы с ним разминулись. Наверное, вы задумались.