Гавань
Шрифт:
Раньше я была мягкой, и в данный момент я почти снова выгляжу такой.
Я подавляю слабое удовольствие от этого осознания.
Мне всего двадцать один год. Это должно быть нормально — выглядеть красиво. Но на самом деле это не имеет значения в моей нынешней жизни.
Воспользовавшись ванной, которая прилегает к моей комнате, я забираюсь в постель и вытягиваюсь под простынями. Я закрываю глаза и пытаюсь расслабиться.
Обычно я так много работаю в течение дня, что мне нетрудно заснуть, но сегодня вечером
Я открываю глаза и смотрю в потолок темной комнаты.
В окно проникает слабое свечение от луны и звезд. Из-за висящего в воздухе пепла они не такие яркие, как в моем детстве, но они все равно есть.
Я мысленно прокручиваю в голове то, что скажу Джексону завтра о вылазке за антибиотиками. Потом я думаю о Хэме сегодня днем. О Кейдене этим вечером. Я поворачиваюсь с боку на бок несколько раз, пытаясь устроиться поудобнее.
Закрываю глаза, но не могу унять мысли.
С разочарованным стоном я встаю, чтобы снова пописать. Затем я останавливаюсь, замерев между своей кроватью и дверью.
Мне требуется около тридцати секунд, чтобы принять решение. Я снова зажигаю свечу, выхожу из комнаты и бесшумно иду по коридору босиком, неся свечу, так как в противном случае здесь была бы кромешная тьма.
Комната Джексона находится в конце коридора. Я ненадолго колеблюсь, прежде чем повернуть дверную ручку и распахнуть дверь.
В его комнате темно. Он уже в постели. На третьем моем шагу скрипит половица — та самая половица, которая скрипит всегда.
Я слышу, как шуршит его одеяло. Теперь он шевелится. Он знает, что я здесь. Я ставлю свечу на стол. Когда я добираюсь до кровати, он хватает меня и тянет на матрас, укладывая и перекатываясь на меня сверху.
Не говоря ни слова, он целует меня, глубоко, крепко и жадно.
Его губы настойчиво прижимаются к моим. Его язык проникает в мой рот. Его тело тяжелое. Он спит совершенно голым, и его кожа горячая и влажная, когда он трется о меня.
Моя кровь быстро бежала по венам еще до того, как я добралась до его постели, а теперь пульс просто бешено колотится. Я хватаю Джексона сзади за шею, удерживая, полностью открываю свой рот для его и прижимаюсь к его твердому телу. Пружины кровати слегка поскрипывают, пока мы целуемся. Это и наше затрудненное дыхание — единственные звуки в тишине.
В комнате темно, если не считать мерцающих отсветов от моей свечи и слабого свечения луны через открытое окно, но я вижу лицо Джексона, когда он без предупреждения прерывает поцелуй и выпрямляет руки, чтобы приподнять верхнюю часть туловища. Я вижу его взъерошенные волосы. Ямочку у него на подбородке. То, как потемнели его глаза. Блеск пота у него на лбу. Его ноги обхватывают одну из моих, так что наши бедра переплетены вместе. Он даже ни капельки не улыбается, пока смотрит на меня
На мгновение мне кажется, что Джексон собирается что-то сказать, но он этого не делает. Вместо этого он наклоняется, сжимает кулаками мое платье и стягивает его через голову, с грубым нетерпением швырнув на пол, а затем смотрит на мое обнаженное тело.
Он не может очень хорошо разглядеть меня при слабом освещении, но должно быть, увидел достаточно. Он уже возбудился от поцелуя, и теперь я чувствую, как его член твердеет, упираясь в мое бедро.
Джексон издает тихий звук. Ни слова. Просто короткий, хриплый выдох. Затем он сгибает локти и снова целует меня.
Этот поцелуй длится дольше. Так долго, что я чувствую себя пойманной в ловушку его весом и глубинной потребностью, которая продолжает нарастать внутри меня. Я издаю беспомощный, хныкающий звук ему в рот. Джексон немедленно отрывается от моих губ и прокладывает дорожку поцелуев вниз по моей шее, касаясь зубами моего бьющегося пульса, пока я не выгибаюсь от острого приступа удовольствия, громко ахнув.
Джексон дышит так же тяжело, как и я, когда добирается до моей груди, одаривая ее грубым, жадным вниманием.
Может, Джексон был бы другим, если бы влюбился. Если бы у него были отношения. Или если бы мир за пределами этой комнаты не погрузился в жестокий хаос, не превратился в постоянную войну, где у нас нет другого выбора, кроме как сражаться. Может, он не стал бы торопиться. Был мягче. Нежнее. Может, он бы улыбнулся или даже рассмеялся.
Может, я тоже была бы другой.
Может, я не нуждалась бы в его голодных глазах и требовательных руках в темноте.
Но именно так мы каждый раз сливаемся воедино.
Его рот на моей груди — это уже слишком. Когда я не могу держать бедра неподвижно и вынуждена бесстыдно тереться о его эрекцию, я хватаю Джексона за голову и отрываю ее от своей груди. Затем я опускаю руку вниз между нашими телами, чтобы дотянуться до его твердого члена.
У него перехватывает дыхание, но я не пытаюсь подарить ему удовольствие. Мне просто нужно прикоснуться к нему. Прикоснуться к нему. Провести пальцами по его крепкому телу, по текстуре его кожи.
Джексон переставляет ноги так, чтобы оказаться на коленях, а затем раздвигает мои бедра еще шире, чтобы поласкать меня пальцами. Я мокрая, горячая и ноющая, выгибаю спину и сжимаю в кулаке простыню, пока он двигает рукой. Удовлетворенный тем, что я готова для него, Джексон приподнимает мою задницу, пока я не оказываюсь на одном уровне с его пахом, а затем вводит свой член внутрь меня.
Он чувствуется большим, напряженным и вторгающимся. Я делаю несколько судорожных вдохов, привыкая к ощущениям. К интенсивности удовольствия. Когда я расслабляюсь, Джексон начинает трахать меня.