Гавана
Шрифт:
Мейер знал. Это знали все старики. Они заплатили за эту информацию хорошие деньги. Но никто другой этого не знал. Кроме человека, который убил Бена Сигела.
— Эрл находится в тюрьме пригорода Гаваны, — сказал молодой человек. — Завтра в четыре часа дня его повезут в аэропорт и вышлют из страны. Машина через Серро выедет на авеню Мангиари, а потом свернет к аэропорту. Машина будет одна, с двумя полицейскими в штатском, черный «бьюик-родмастер» сорок восьмого года. Суэггер в наручниках будет на заднем сиденье. Они выедут на шоссе около четырех часов пятнадцати
Лански смотрел на него, а сам думал о том, как быстро удастся связаться с Фрэнки Карабином. Наконец-то до старика дошло, зачем к нему прислали этого недоумка.
52
— Ну, мистер Суэггер, — сказал представитель посольства, — кубинцы наконец увидели свет в конце тоннеля. Вас освобождают. Это ваш последний день на Кубе.
Эрл пробыл в тюрьме около недели. Честно говоря, претензий у него не было. Кубинцы обращались с ним хорошо, и в некотором смысле это даже радовало, что на свете еще остались такие места. Никто не давал ему плохих советов, никто не пытался манипулировать им и заставлять делать то, что было ему не по душе. Его просто хорошо кормили и оставляли в покое.
— Отлично, — сказал он. — Значит, я улетаю отсюда?
— В пять тридцать вас посадят на самолет «Эр Кубана» до Майами. Потом благодаря любезности государственного департамента вас доставят в Сент-Луис. Оттуда доберетесь сами. Конечно, кубинцы ясно дали понять, что сюда вы больше не вернетесь.
— И не собирался.
— Вот и хорошо. Ваши веши из отеля забрали. Правда, одежда, которую вы купили за казенный счет, принадлежит правительству и отправлена на государственный склад.
— Я бы и сам ее не взял.
— Ваш костюм пришлось отдавать в чистку.
— Ребята, вы когда-нибудь перестанете путаться у меня под ногами? — спросил Эрл.
— Сэр, кажется, я слышу в вашем голосе саркастическую нотку. Вы нарушили закон, и мы лезли вон из кожи, чтобы всячески облегчить вашу участь. Кубинская судебная система может быть очень жестокой, а с вами обращались вполне прилично.
Эрл только улыбнулся в ответ.
— Вас выпустят в четыре часа дня и отдадут двум кубинским полицейским. Вы будете в наручниках. Наручники снимут с вас только у трапа самолета. Затем вы подниметесь на борт и улетите.
— И слава богу.
— Пообещайте, что все будет в порядке. Вы и так доставили нам много хлопот. Вы не будете ссориться с полицейскими. Будете оставаться в наручниках, пока не доберетесь до взлетной полосы. Потом сядете в самолет и улетите. Вам ясно? Этого требует соглашение, которого мы достигли с кубинской полицией.
— Ага, конечно.
— Спасибо, мистер Суэггер. Наша встреча закончена. Собирайтесь. Сейчас вам принесут одежду и выпустят.
Человек чопорно поднялся, затем повернулся и быстро ушел. Даже кубинец, дежуривший в комнате для свиданий, — симпатичный Тони, говоривший по-английски, — был сбит с толку холодностью представителя посольства. Тони успел немного подружиться с Эрлом и даже покупал ему сигареты.
— Эрл, этот малый — настоящая задница.
— Согласен.
Тони отвел его обратно в камеру. Запирать его не стали; это была скорее гостиница, чем тюрьма. Другой служитель принес ему костюм на вешалке, туфли, носки, белье и рубашку. Потом Эрл прошел в душ, хорошенько помылся, вытерся, вернулся в камеру, оделся, посмотрел на часы и увидел, что уже около четырех.
«Прочь отсюда», — подумай он.
Наконец-то. Черт побери, сколько времени потрачено зря!
Фрэнки Карабин расположился на переднем сиденье припаркованного у тюрьмы «бьюика-38» и смотрел в бинокль. Рядом с ним сидел еще более смуглый проверенный малый из тайной полиции, который в тот день возил Латавистаду. Фрэнки успел вдоль и поперек изучить унылое казенное здание и окружавший его железобетонный забор с колючей проволокой наверху. Снаружи дежурили два копа в темной форме и темных очках; по кубинской привычке они сидели на стульях, покуривали и ни на что не обращали внимания.
Фрэнки посмотрел на часы.
Было почти четыре.
Он едва не вскрикнул. Сейчас! Карабин пытался успокоиться, но думал только об одном: сейчас он выпустит полную обойму в подонка, который убил Бена Сигела. Он в первую же секунду почуял запах смерти, исходивший от этого человека. Этот малый — убийца с каменным сердцем, и ему нужно отплатить той же монетой.
Карабин надеялся выпустить ему кишки. Подонок будет валяться в луже собственной крови и молить о пощаде, а он, Фрэнки, подойдет к нему, вынет «стар», наклонится и прижмет дуло к его глазу.
«Узнаешь, подонок? Это тебе за Бенни!»
БАБАХ!
Он выбьет глаз из глазницы, и весь уголовный мир узнает, чем кончают те, кто идет против братвы. Мистер Л. будет гордиться им, все нью-йоркские старики будут гордиться тоже, и Фрэнки сможет вернуться домой когда угодно. Но он не вернется. Они с Рамоном займутся...
— Фрэнки, ты в порядке? — спросил капитан Латавистада, сидевший позади.
— Да, в полном.
— Фрэнки, тебе нужно расслабиться. Держи себя в руках, и все будет хорошо. Это дело нетрудное, — сказал Рамон, вооруженный семимиллиметровым ручным пулеметом «мендоса» с несколькими лентами.
— Уже почти пора, Рамон, — проронил Фрэнки.
— Да-да, мой друг. Мы сделаем это, а потом нам будет принадлежать весь мир.
— Позволь мне сделать это самому, — сказал Фрэнки, похлопав по автоматическому пистолету, лежавшему у него на коленях. — У нас с этим типом старые счеты. Это тот здоровенный малый, который в казармах Монкада приложил меня лбом о дерево. Сегодня он поймет, какую совершил ошибку.
— Да, Фрэнки. Право первого выстрела за тобой. Пальни в него, Фрэнки. Ничего особенного, просто попади в него, посмотри, как пули разнесут ему башку, а потом я закончу дело из автомата, уберу полицейских и всех свидетелей. После чего мы выкинем стволы, и дело будет в шляпе. По-моему, очень хороший план.