Гайдамаки. Сборник романов
Шрифт:
— Атаман, выпей с нами чарку.
Зализняк оглянулся. Около стены с чаркой в руке стоял дед Мусий.
— Или, может, уже брезгаешь? — он хитро прищурил глаза. — Так знай, что в корчме и в бане все равные паны.
Зализняк взял из дедовой руки чарку, выпил и закусил луковицей. Гайдамаки немного притихли, поглядывая на атамана, особенно те, кто его ещё мало знал. Это были в большинстве своем казаки надворной стражи, которые присоединились к гайдамакам.
Дед Мусий налил ещё одну чарку, потеснил кого-то на скамье.
—
Зная, какие разговоры ходят между казаками, Зализняк уже давно обдумал, что скажет, когда его спросят об этом.
Он посмотрел на деда Мусия и громко, так, чтобы слышали все, ответил:
— Правда, запорожцы тоже с нами.
— А от царицы? — спросил кто-то из угла.
— Имеем и от царицы грамоту. В ней всё сказано. Царица повелела бить униатов и шляхтичей, — подходя к Зализняку, крикнул Бурка.
— Где же она? — послышалось из того же угла.
— Лежит та грамота в укрытии, не дозволено её читать сейчас, — важно ответил есаул. — Настанет время — всем огласим.
Зализняк тем временем подошел к шинкарю.
— У тебя место есть, где бы можно было отдельно посидеть?
— Есть, прошу в камору, — закивал лысой головой шинкарь и приотворил дверь за стойкой.
В небольшую комнату, заставленную бочками, Зализняк позвал Бурку и еще двух сотников, что были в корчме.
— Что изволите пить? — почтительно склонил голову шинкарь.
— Ничего. Хотя нет, пиво будете пить, хлопцы? Три кружки пива. И оставь нас одних.
На столе мигом появилось три кружки пива и связка тарани на чистой тарелке.
— Вот что, панове атаманы. Надо думу думать, что делать дальше.
— Что нам думать, — воскликнул молодой сотник, — теперь пускай паны Думковские и Калиновские думают, им нужно пристанище искать, а не нам. Гулять будем.
— Будешь гулять, пока шляхта из Черкасс придет да даст тебе под зад? — промолвил сотник Микита Швачка. Это был низенький, лет сорока человек с равнодушным на первый взгляд выражением лица. Только маленькие темно-серые глаза, которые быстро перескакивали с одного предмета на другой, выдавали его неспокойный характер.
Максим уже знал, что Швачка был нрава резкого, придирчивого и не упускал случая уколоть, а то и посмеяться над кем-нибудь.
— Верно, сидеть нельзя. Надо идти на Черкассы. Там самое большое логово. А позади себя следует место надежное подготовить, куда можно лишнее оружие спрятать и казну. Такое место, где в случае неудачи и самим отсидеться можно.
— У нас же есть место, яр Холодный, — отхлебнул пива Бурка.
— Видишь, оно было хорошим, пока мы прятались там, и вся сила наша там была. Ты думаешь, куда шляхта отправилась? В лес, наверное. Наш же лес против нас самих и обернется. Я думаю, самым лучшим местом был бы Николаевский монастырь. Он на острове, сам как крепость.
Сотники задумались.
—
Бурка тоже не возражал.
— Тогда, Микита, сейчас езжай и договорись с игуменом, — обратился к Швачке Зализняк. — А мы ещё одно дело сделаем. Нужно посланцев в Сечь снарядить, а заодно и в ближние волости. Пускай всем рассказывают, что совершилось здесь, пускай поднимают крепостных. Шляхта сильна. Войско у неё, пушки. Но это не страшно. Одолеть её можно. Коршун тоже силен, а ласточки его гонят. В единении наша сила.
— Воззвание бы написать, — молвил Бурка, отодвигая кружку.
— Напишем, зови писаря.
— Он пьяный лежит.
— Я буду писать, — сказал молодой сотник, — были бы перо да бумага.
Позвали шинкаря, велели достать бумагу, чернила и перо.
Шинкарь поспешно принес. Сотник взял перо, старательно макнул его в чернильницу и подложил бумагу. Он наморщил лоб, водя другим концом пера у себя по подбородку.
Максим напряженно думал. Он закусил по привычке нижнюю губу, стучал по столу пальцами.
— Пиши: «Коронные обыватели, слушайте нас…» Нет, не так, замарай. — Зализняк отпил из Буркиной кружки и зашагал по комнате.
«Что же писать? Может, позвать кого-нибудь из грамотных людей?» — подумал он. Вдруг вспомнились слова, которые он говорил около монастыря.
— Пиши: «Порабощенные браты наши, жители панских и церковных поместий. Наступила пора выбиться из неволи, освободиться от ярма и бремени, которые вы терпели от своих панов…»
Перо быстро забегало по бумаге. Сотник только на миг остановился, чтобы снять с него соринку, и продолжал дальше. А Максим говорил:
— «…И станете вы вольными, без панов и управляющих, счастливыми людьми…»
Сотник едва успевал записывать. Он сам удивлялся, откуда берутся у их атамана такие слова, ласковые, как весеннее солнце, острые, как сабли, колючие, словно татарские стрелы.
— Всё, — наконец остановился Зализняк. — Прочитай.
Сотник медленно прочитал написанное и снова макнул перо:
— Подпиши, атаман.
Максим подошел к столу и стал за спиной сотника.
— Подпиши сам.
— Как подписывать?
Максим взял кружку и пожал плечами.
— Разве не всё равно, подпиши, как знаешь.
— Конечно же, не всё равно. — Сотник поднял голову. — Титул какой-то нужно. Если мы сотники, а ты над нами старший, так ты должен быть, ну, к примеру, полковником.
И уже не дожидаясь согласия, сотник черкнул: «по-к Зализняк с войском».
Максим вышел во двор не через корчму, а через комнату, в которой жил корчмарь. Возле поломанного тына стояли Микола, дед Мусий, Карый и Роман.
— Вот так-так, повел в корчму, матери его ковинька, — показывая Максиму на Романа, бранился дед Мусий. — Заказал, а сам сбежал. Говорит, я сейчас. Ждём-пождём, а его, висельника, как вода смыла. Хоть штаны в заклад отдавай.