Гайдамаки
Шрифт:
— Дай, боже, вечер добрый, — поздоровался Роман. — Хозяин, у тебя найдется место переночевать проезжим казакам?
— Хата у меня невелика, а семейство большое. Ну да ничего, потеснимся. Заводите коней.
Пока гайдамаки задавали коням корм, Зозулина жена готовила ужин. Зозуля сам пригласил их к столу.
— Садитесь, угощайтесь чем бог послал, — говорил он, нарезая тоненькими ломтиками хлеб.
Роман бросил взгляд — на столе дымился постный борщ.
— У этого не разживешься, хозяин не слишком щедрый, — шепнул запорожец Роману. — Придется свою доставать.
Он отстегнул от пояса рог и потряс около уха.
— Найди, хозяин,
— Сейчас. Ну-ка, подай нам капусты, — велел Зозуля жене, вылезая из-за стола.
Выпили по чарке, потом еще по одной. Слово за слово между Романом и Зозулей завязался разговор, к нему присоединились и остальные. Сначала говорили про посевы, про погоду. Зозуля жаловался на убытки, которые ему принесли дожди.
— Вы издалека едете? — осторожно спросил он немного погодя.
— Из Чигирина, — отвечал Роман и набрал пальцами капусты.
— Что же там нового? Слухи идут, будто гайдамаки Медведовку разорили.
— Начисто. Всех, кто побогаче, по ветру пустили. Целые улицы вырезали. — Роман взял ложку. — У моего брата от усадьбы пожарище осталось, сам чуть живой выбрался. Вот и едем с грамотой Чигиринского коменданта. Они вот-вот и до Чигирина доберутся, надо упредить их. За помощью едем.
— Верно! Сразу их в кулак надо. — Зозуля поднял над столом свой небольшой грязный кулак с зажатой в нём ложкой. — Всем из-за них покоя нет. Знаю я этих лайдаков. У нас в селе тоже…
— А что у вас? — будто равнодушно спросил Роман.
— Неспокойный народ, своевольством дышит. Не весь, правда. Однако есть такие голодранцы. Я уже говорил пану: схватить бы того-то и того-то да в яму бросить. Безопаснее было бы.
Роман не перебивал. Он взял у запорожца рог, налил ещё по чарке.
— Людей туманят, слухи всякие возмущающие распускают, — крякнув, продолжал Зозуля. — Батрак мой бывший в селе живет, Неживой Семен. Он меня давно убить намеревался. К пану с поклепом на меня бегал. Там ему сто с гаком отмерили — с месяц чесался. Съел бы меня, будь бы его воля. Но я ему скоро руки укорочу. Дай только узнать что-нибудь достоверно. — Зозуля наклонился и зашептал: — Вчера шел, заглянул в окно, а у него в хате человек десять сидят. Все один в один — бечевкой хлеб режут. Думаете, добро замышляют? Знаю. Сын мой у пана так, как и вы вот, в сотне сторожевой. Завтра должен приехать, всё ему расскажу,
Гайдамаки поддакивали Зозуле, изредка вставляли какое-нибудь слово. После ужина Роман сказал, будто хочет посмотреть село, и вышел на улицу. Поблизости от Зозулиного двора, спиной к Роману, стояла с ведрами какая-то молодица. Она наклонилась, чтобы зацепить ведра коромыслом, но Роман взял ведра в руки и, взглянув на неё, спросил:
— Куда нести?
Молодица растерянно посмотрела на казака, развела руками:
— Домой, вон моя хата.
Роман пошел рядом с женщиной.
— Муж мне чуба не намнет? — сказал он, поставив ведра у ворот. — Его ещё с поля нет? Это хорошо. Не сердись, я шучу. Скажи лучше, где тут Неживой Семен проживает?
— Тот, что Явдоху держит?
— Не знаю, кого он держит, у гончара он раньше работал.
— Вот там, возле пруда. Вторая хата с того конца.
Роман поблагодарил и пошел от ворот. Через несколько шагов его догнал Микола.
— Чего ты идешь? — обернулся к нему Роман. — Возвращайся назад. Не то гончар, чего доброго, заподозрит ещё. А я к этому Неживому сам наведаюсь.
Микола не возражал. Он немного постоял на улице, поглядел, как медленно, беззаботно
Роман пришел не скоро. Он сел на сене, стал неторопливо разуваться.
— Ну как? — спросил Микола.
— Лучшее разве только наснится. Этот Неживой разумный хлопец. У них уже все договорено. Хотели сами посылать кого-нибудь в Медведовку, узнать, правда ли то, что им рассказывали. У него и в соседних селах знакомые батраки есть. Завтра он сход созывает. — Роман всунул в сапог онучи и, подкладывая под голову кунтуш, ещё раз повторил:
— Хлопец весьма разумный.
Неделя, проведенная в Мельниковке, пролетела необыкновенно быстро. На второй день был сход. Прямо оттуда люди двинулись в панское поместье. Небольшой отряд надворной стражи не сделал ни единого выстрела. Часть казаков присоединилась к крестьянам, тех же, которые сопротивлялись, обезоружили. Атаманом крестьяне выбрали Семена Неживого. Роман удивлялся его деловитости и рассудительности. Неживой с отрядом прошел по соседним селам, а в другие послал своих людей. Каждый день к нему прибывали толпы крестьян. Семен умел всё растолковать, всем находил нужное место. Он не суетился, не бегал, а распоряжался спокойно, обдумав каждое дело заранее; всё выходило у него так умело, будто он весь век прослужил в войске. Через несколько дней уже всё было готово к выступлению.
Однажды Роман с Неживым и несколькими гайдамаками возвращались из соседнего села и заехали на хутор попить воды. Встретил их старик пасечник. Когда он узнал, кто у него в гостях, то вынес не воды, а ведро настоенного на ячмене кленового сока. Гайдамаки уселись на колоде около ворот и, похваливая напиток, расспрашивали у старика о житье-бытье. Дед говорил неохотно и всё время почему-то поглядывал на Неживого, словно испытывал его. Когда тот, поблагодарив за угощение, взялся за повод, дед остановил его:
— Постой-ка, дело к тебе есть. Был бы ты не мельниковский, не признался бы и тебе. Только гляди, не подведи меня на старости лет. Даешь обещание сделать то, что я попрошу?
— Обещанного три года ждут… Ты не обижайся, диду, это я в шутку сказал. Не знаю, какая твоя просьба…
— Ты её сможешь выполнить. Кладешь крест? А то не скажу.
— Ладно, кладу, — усмехнулся Семен. — Говори быстрее, нам ехать надо.
— Перекрестись!
— На духу я, что ли? Ну, вот тебе крест, — начинал уже сердиться Неживой.
Дед ещё раз почему-то оглянулся и, наклонившись к Семену, заговорил:
— У меня в клуне шестеро людей скрываются. Поляки, из самого Гродно бегут. Они хотят к Зализняку попасть. Помоги им добраться туда.
— Может, они лазутчики какие, — засомневался Микола, который внимательно прислушивался к разговору.
— Эх, несешь ты невесть что, — оскорбился дед. — Неужто я бы лазутчиков не распознал? Самая что ни на есть беднота.
— Веди их. Мы завтра отсюда едем и их с собой возьмем, если они, конечно, стоят того.