Гайдамаки
Шрифт:
Ему было немного стыдно за свою неуместную шутку, поэтому, привязывая к плетню повод, он примирительно сказал:
— Не обижайтесь на мои слова, я так, в шутку сказал. Но всё же странно мне, сразу столько стариков бревна обсели.
Он и сам примостился на бревне, раскрыл перед стариками свой кисет, к которому потянулось сразу с десяток рук.
— Не совет ли какой держите?
— Да, — не спеша ответил худощавый высокий старик, разминая на ладони табак. — С пастбища возвращаемся. Ходили смотреть, где пруд копать. Вода в болотах высохла, нечем скотину поить. А вы кто же будете?
— Гайдамаки! — горделиво опираясь на саблю и
— Эге, — протянул старик в потертом жупане, — запоздали, хлопцы! Отправили мы своего пана.
— Куда? — в один голос спросили несколько гайдамаков.
— К самому атаману Зализняку. Пускай он судит нашего лиходея. Сегодня утром забрали. Он ещё со вторника у шинкаря прятался. Наши хлопцы там его и нашли. Вместе с попом их в Корсунь повезли. Заядлый униат был, долго с колокольни отстреливался. А на другом возу войта [65] и титаря [66] спровадили.
65
Войт — сельский староста.
66
Титарь — ктитор, церковный староста.
Запорожцы переглянулись.
— Почему же мы их не видели? — спросил Хрен.
— А откуда едете?
— От Зализняка.
— От Зализняка? — Теперь уже переглянулись старики.
Дед в потертом жупане подвинулся ближе к Хрену.
— Вы, может, шляхом ехали? А наши напрямки, через Карашинец… Они уже, видать, его проезжают.
Расспросив, куда ехать на Карашинец, запорожцы сели на коней.
Завадовцев они догнали по дороге от Карашинца к Корсуни. Те как раз отдыхали возле корчмы. Возы стояли в тени под деревом. На одном сидел крестьянин с суковатой палкой в руке. Увидев всадников, он кинулся было бежать, но гайдамаки перехватили его и завернули назад.
— Почему ты один? — спросил Хрен. — А где остальная стража?
— В корчме.
— Вот как вы сторожите, — вмешался дед Мусий.
Крестьянин уверился в том, что перед ним гайдамки, и успокоился.
— Покрадет их кто, что ли? — он показал глазами на пленных, лежавших связанными на возах. — Василь!
Из корчмы выглянула голова и снова спряталась.
— Чего они боятся? Поди скажи, пускай идут сюда, — приказал Хрен
Крестьянин пошел в корчму. Дед Мусий заметил под кустами колодец и пошел туда. Колодец был неглубокий. Вернее, это была криница с поставленным поверх срубом. Сюда из-под горы бил источник, вытекая с другой стороны нешироким ручейком. Около криницы блестели лужи воды — кто-то поил коней выливал воду прямо под ноги. Дед перегнулся над срубом, опустил ведро. Не достав воды, нагнулся ещё ниже, зачерпнул, но вдруг его правая нога поскользнулась, и дед свалился в воду вниз головой.
— Спасите! — завопил он и почувствовал, как ледяная вода железными клещами охватила его тело. Он вынырнул на поверхность, схватился за сруб, болтая в воде обеими ногами.
— Помогите!..
Ещё мгновение — и несколько рук подхватили деда.
Запорожцы долго смеялись над этим происшествием, но деду было не до шуток. Он сидел на траве, выкручивал мокрые штаны и дрожал всем телом. Кто-то принес чарку горилки; дед выпил и, вытирая
— Простудная вода, прямо тебе ледяная, горло перехватило.
В Корсунь вернулись к вечеру. Возле крыльца, на котором сидел Зализняк, собралось много народу. Запорожцы развязали пленных, повели через толпу, глухо гудевшую десятками голосов. Кое-кто узнавал завадовских богатеев, из толпы раздавались гневные выкрики, брань. Пленных подвели к крыльцу. Хрен взбежал по ступенькам, но не успел он рта раскрыть, чтобы рассказать, кто эти люди и за что их привели сюда, как на крыльцо выскочил завадовский поп и, упав Зализняку в ноги, протянул хлеб. Хрен удивленно посмотрел на попа, потом на завадовских крестьян, стоявших у крыльца.
— Кто-то из тутошних богатеев ему буханку всучил, — сказал Зализняку Хрен, — быстры ж они.
— Это вы и будете завадовцы? — обратился Зализняк к крестьянам, которые поснимали шапки, с любопытством и страхом поглядывали на атамана.
— Мы, ваша вельможность, — ответил кряжистый крестьянин.
— Почему так поздно прибыл?
— Только вчера узнал, что твоя вельможность в Корсунь вступил.
— Какая такая вельможность? Не с паном говорите. Зачем привезли своих богатеев?
— На суд твой. Очень большие это лиходеи.
Зализняк усмехнулся. И не понять было той усмешки — злой или доброй она была. В его глазах прыгали искорки. Они то гасли, почти исчезали, то вспыхивали с новой силой, придавая глазам огненно-золотистый оттенок.
— Откуда же мне знать, что это за люди. Один вот и хлеб мне поднес. Может, он хороший человек?
— Кто, ксендз? — в один голос закричали завадовцы. — Он не меньше пана нас мордовал. Опанасову дочку он погубил. Веклиных детей осиротил…
Крестьяне стали перечислять обиды, нанесенные им ксендзом. Ксендз подполз к ногам Зализняка, пытаясь поцеловать сапог. Максим поднялся и с отвращением отступил назад. Ксендз возвел молящие глаза и вдруг встретился взглядом с Василем Веснёвским — бледный, испуганный, стоял тот в дверях.
— Хлопче, проси атамана… Я больше никого пальцем не трону…
— Брешет! — послышались голоса.
— В Рось его! — крикнул Зализняк к завадовцам. — Чего смотрите? Ваш поп, вам над ним и суд вершить.
Несколько человек схватили под руки ксендза. Он порывался снова упасть перед Зализняком на колени, отбивался ногами, кусал гайдамака за руки.
— А что это за птица? — Зализняк ткнул пальцем в войта.
Допросив пленных, Максим приказал казнить всех. Их отвели на пустырь, только пана, который, услышав приговор, кинулся через плетень, застрелили в огороде из пистолета.
Зализняк стоял на крыльце, пока не услышал, как на пустыре глухо прозвучали выстрелы. Ни один мускул не дрогнул на его лице, глаза смотрели спокойно. Даже Швачка взглянул на него с уважением и со скрытым страхом.
Зализняк выбил табак, из трубки и пошел в дом. Зашел в светлицу, зачерпнул кружку воды, выпил и зачерпнул ещё. На его лице лежала глубокая усталость, рука с кружкой чуть заметно дрожала. Вдруг он поставил кружку и шагнул в угол, где, спрятав лицо, сидел Василь. Максим поднял его голову и долгим взглядом посмотрел джуре в глаза. Шершавой ладонью, как маленькому, вытер он щеки, погладил по голове.