Гайдамаки
Шрифт:
— Неужели там так написано? — перегнулся через стол Швачка.
— Брехать я тебе буду! — оскорбился Жила. — На, почитай сам.
Хотя Швачка и не знал грамоты, всё же наклонился ещё ниже, пощупал заскорузлыми пальцами универсал.
— Всё верно, — подтвердил Неживой. — Ишь, как заворачивает, сучий сын! Паршивая свинья, а глубоко роет.
— Попадись ты нам, шляхетская твоя рожа, мы заглянем в твою панскую душу, увидим, чем наделил бог тебя, скотину.
— Не мешай, пусть читает дальше, — кинул кто-то от дверей.
Пока гайдамаки разговаривали, Жила пробежал
Вы с большим почтением относитесь к шинкам, нежели к церквам божиим. Вы, хлопы, жестоко мучаете бедную шляхту, невзирая на возраст. Погляди, дикое проклятое крестьянство, на этот счастливый край. Сколько разрушено имений, домов, городов, не говоря уже о церквах и костелах! Мы, шляхта, благодарим бога за своего короля, а вы, глупцы, уверяете, что вы не подданные короля и не принадлежите к этому краю».
— Принадлежали и будем принадлежать, — обводя глазами присутствующих, сказал Швачка. — А вот чьи подданные, это другое дело. От века эти земли были казацкие, украинские. Разъединила вражья шляхта наш род и хочет уверить, будто за Днепром не нашенские люди живут… Да моей кровной родни половина там проживает. Придет время, когда мы будем вместе, придёт…
Максим поднялся из-за стола так стремительно, что кирея, соскользнув с его плеч, упала на скамью.
— Время то недалеко. Нам нужно только выгнать шляхту, очистить землю от этой погани. Тогда напишем в Москву, попросим объединить нас с левым берегом. Там уважат нашу просьбу. Вспомните, что старые люди рассказывают. Сколько праведной крови пролито на этой земле! Крови дедов наших — они защищали свободу! Не раз и не два становились они плечом к плечу с русскими воинами против общего врага. Татары, шведы… Одна кровь лилась. Мы как две нитки журавлиной стаи. Один у нас путь, одни земли.
— И сейчас вон сколько русских ходят в наших куренях, — подал голос Неживой.
Зализняк повернул голову в его сторону.
— Правда, немало, и даже атаманы из них есть. Позавчера принимал я посланцев от атамана Максимова, про другого атамана сами, наверное, слыхивали, про москаля Никиту, который на Бердичевщине. А донцов сколько! И другого люда с левобережья.
— Те люди сами к нам от князей да бояр бегут. Не пришли бы паны за ними! — сумрачно бросил Швачка.
Зализняк нахмурил брови.
— Подожди, Микита, ты, как ворон, каркаешь. Князей и бояр горстка, а простого люда — море. Завоюем свободу и попросим царицу уважать наши вольности; чтобы было у нас, как на Запорожье или на Дону. Тогда не страшны будут нам всякие Стемпковские.
— Порви эту погань, — показал кто-то на универсал Стемпковского.
Жила сложил бумагу вдвое и намерился изорвать её. Но Зализняк остановил запорожца.
— Не трожь! Несите его в сотни. Пускай все читают универсал региментария. Пускай знают, за кого он принимает нас и в кого хочет превратить украинских казаков. — Зализняк взял за плечо удивленного Жилу. — Иди, Омелько, читай универсал гайдамакам.
Все, кто был в хате, двинулись к дверям
Максим поискал глазами Хрена и, не найдя его, крикнул через головы:
— Данило, поди-ка сюда!
Когда Хрен пробрался к атаману, Зализняк посадил его рядом, угостил табаком.
— Ты, похоже, засиделся. Жиреть начал.
— Разжиреешь тут — живот подтянуло. Наверное, брошу тебя да пойду свечки продавать в какую-нибудь церковь, — в тон ему ответил Хрен.
— Вот я и хочу послать тебя на лучшие харчи. Нужно поехать в одно село, тут недалеко. Верст десять-пятнадцать. Там ещё никого из наших не было и оттуда никто не приезжает.
— Это из Завадовки? — вдруг послышался голос.
Оба, и Зализняк и Хрен, оглянулись. В дальнем углу, склонившись на сундук, сидел дед Мусий. Он залез туда, когда начали читать универсал.
— Был я когда-то в Завадовке, когда батрачил у Чигиринского купца, могу и сейчас провести туда казаков.
— А ты, дед, с коня не упадешь? — поинтересовался Хрен.
— С доброго коня и упасть не жаль, так старые люди говорят. Я ещё тебя, матери его ковинька, обскакаю. Когда бы не хвороба моя… Поясница что-то стала побаливать, как посижу долго на одном месте, так будто немеет…
— Хорошо, езжайте. Данило, возьмешь с собой с десяток хлопцев. Деду седло помягче выбери. Нет, нет, я знаю: вы ещё и без седла поскачете, — успокоил он деда, который обиженно повернулся к нему. — Это так, чтобы удобнее ехать было.
— Едем, дед, — Хрен взял под руку старика. — Будешь наказным атаманом моего войска.
С Хреном, кроме деда Мусия, поехали ещё шестеро запорожцев. Подъезжая к Завадовке, дед Мусий, который старался молодецки сидеть в седле, предложил:
— Давайте свернем с дороги и откуда-нибудь с поля въедем. А то, глядишь, на шляхту наскочим.
— Откуда тут шляхта возьмется? — беззаботно откликнулся один из запорожцев.
— Всяко бывает. Вот не так давно двух моих земляков атаман оставил обоз караулить, а те и заснули. Шляхта и схватила обоих, одного около воды пристрелили, а второй бежал…
Хрен согласился с дедом, и они свернули в сторону. Запорожцы растянулись за ними цепочкой по меже.
В селе было тихо. Где-то в саду звенела коса о брусок, да в лопухах под клуней тревожно кричал петух, предостерегая кур от коршуна, парящего над хатами. Около замусоренного утиными перьями пруда, уронив на тын ленивые ветви, тихо-тихо шептали листьями вербы. Под вербами на бревнах сидела группа людей. Подъехав поближе, удивленный Хрен увидел, что там собрались только глубокие старики.
— Здорово, молодцы! — громко крикнул он, сдерживая коня.
Старики ответили сдержанно, а один из них, седоусый великан в старом, протертом на локтях жупане, сурово сдвинул на переносице косматые брови.
— Были когда-то и мы молодцами, грех смеяться над старыми людьми. Думаешь, как саблю нацепил, так можно и плести, что взбредет в голову. Мы в своё время тоже сабли имели, только не людей ими пугали, а волю боронили.
— Плохо, значит, боронили, когда нам снова приходится её добывать, — кинул Хрен, слезая с коня.