Газета День Литературы # 115 (2006 3)

День Литературы Газета

(Сокращенный вариант. Полностью статья будет опубликована в "Роман-журнале".)

ВЫСТУПАЮТ УЧАСТНИКИ “ВЕЧЕРА МОИХ ГЕРОЕВ”

Эдуард ЛИМОНОВ

Конечно же, в таком великолепном советском имперском стиле, как умеют Александр Проханов или Владимир Личутин, сказать своё слово я не смогу — не потяну, мне слабо, не тот опыт. Но попытаюсь всё же сказать, что же общего между нами — мной, появившемся впервые в каком-то там бушлате, как определил меня однажды Александр

Андреевич, и Бондаренко. Кстати, я и сейчас в этом бушлате пришёл, правда, этот бушлат, по-моему, уже четвёртый потомок того первого. Так вот, что между нами общего? Между нами с самого начала была газета "День". Великолепная, агрессивная, боевая, и я, будучи в то время автором "Советской России", "Дню" завидовал, потому что считал, что это более мощная, действительно бодрая газета. И когда меня привели в это великолепное помещение на Цветном бульваре, мне там очень понравилось. Потому что все люди о чем-то договаривались, там какие-то заговоры зрели, общения какие-то в комнатах шли. Приходили какие-то делегации, чуть ли не матросов и солдат… И вообще, стояла такая революционная лихорадка. И потом я помню себя спящим: спал, приехав откуда-то, уж теперь не помню, с какой-то войны, что ли, на диване, и спал спокойно, потому что рядом были такие люди — свои люди. Вот такие воспоминания, как в каком-то сценарии эпизоды проплывают. И надо сказать, что то, что было начато тогда, надо завершить, конечно. Обязательно. Надо любой ценой завершить победой — это несомненно.

А Володя заботился обо мне. Я всё-таки был какой-то человек слегка неприкаянный в этом смысле — я там с рюкзаком ходил. И жил какое-то время у него, писал у него статьи. И даже девушки приходили ко мне туда. Но вот таким активным, много пьющим, много едящим, как расписал его Владимир Личутин, я, пожалуй, уж и не застал Володю. И однажды, когда приехал ночью к нему на квартиру, вернувшись, кажется из Приднестровья, увидел его бледным, и рядом врачей. Я понял тогда, что и у него есть свои слабости и болезни, и со здоровьем что-то неладное. Но навсегда мне это запомнилось — его дружеское гостеприимство, хотя потом я уже жил и у других, в других квартирах, в другом мире, и газету "День" разгромили в 93-ем году.

Мы все помним эти чудовищные дни, когда люди в гражданском шли по улицам города с автоматами. И сам я запомнил, уезжая с ленинградского вокзала, абсолютно отвратительное чувство от не успевших переодеться то ли омоновцев, то ли чёрт знает каких карателей с автоматами на кожаных куртках. А это самая отвратительная вещь — люди в гражданском на вокзале, и с автоматами. И Володя тогда где-то скрывался. Но через все эти годы я пронёс признательность, благодарность за то, что меня приняли вот в эту свою компанию рабочих, солдат и всяких возможных депутатов. Сегодня я всё это очень ценю и надеюсь, что остаюсь и в глазах Владимира Бондаренко, и в глазах Александра Проханова, человеком, которого можно обнять и пожать ему руку.

С удовольствием, Володя, и я сейчас тебя обниму и пожму тебе руку!..

Валентин СОРОКИН

Меня просил литературный институт, коллектив его, зачитать этот поздравительный адрес:

"Дорогой Владимир Григорьевич! Коллектив литературного института горячо поздравляет Вас с днём Вашего шестидесятилетия. Мы помним Вас молодым, красивым и уже знаменитым в стенах нашего института. А сегодня Вы один из самых известнейших критиков, публицистов России.

Желаем Вам здоровья, вдохновения и дальнейших творческих успехов!

Мы гордимся Вами.

Сотрудники литературного института имени А.М.Горького"

И ещё я хочу прочитать стихотворение, посвящённое Владимиру Бондаренко. Одно из самых горьких. Когда недавно я ехал в республику Коми, то увидел из окна поезда погибших журавлей, грачей — птиц, которые летели в Россию и не долетели. А сколько едет в Россию русских людей и людей других национальностей, которые жили здесь, у которых похоронены родители здесь, братья старшие, сёстры, у которых обелиски родные здесь, кресты родные. Едут — и не доезжают, потому что не нужны. Только кто решает — быть им в России здесь, жить или нет. Кто решает? Решают часто люди, лица которых похожи на благополучные, самоуверенные джипы.

Здесь Александр Проханов говорил, как Союз писателей во главе с Юрием Васильевичем Бондаревым защищал писателей и Дом свой родной. И я вспомнил, как мы — Станислав Куняев и я — вошли в тот момент к Бондареву, когда пришли его арестовывать…

Я был вместе с Прохановым и вместе с Бондаренко там, у Дома Советов… И когда стащили и стали избивать Алксниса, которого мы очень любим, то мы с Фомичёвым кинулись защищать его, так и нас избили. Это никогда не забудется… И уверен, что каждый русский человек имеет право никому не докладывать, когда и куда он едет на родину. Вот об этом и мои стихи:

За морозом ветер и метели

По селу и городу прошли.

Вот летели и не долетели

До России нашей журавли.

В тьму попали. В холода попали.

До сих пор я вижу, до сих пор,

Как с небес по одному упали

В синий леденеющий простор,

Чтобы вечно властвовать над нами,

Святости не зная кандалов.

Где упали, вспыхивает пламя

Золотых и новых куполов.

На колени встанем перед Богом

Ты и я — нам вместе веселей.

Господи, мы просим не о многом —

Пощади летящих журавлей:

Бедные не платят за богатых,

На врагов не плачутся враги,

Сбереги влюблённых и крылатых,

И не предающих сбереги.

Валерий ГАНИЧЕВ

Дорогой Володя! Да простит зал такое обращение. Но я помню, как Астафьев однажды мне сказал: "А знаешь, ведь в окопе мы друг к другу по имени-отчеству не обращались. Пётр, Иван, Федя — давай вперёд! — мы в окопе…" Дорогой Володя! Мы в этом окопе вместе с тобой уже много лет, и всегда чувствуем твой локоть. Я помню, как Виктор Чалмаев ещё в советское время размышлял: "Ну, знаете, проза кормит, поэзии поит. А критика даёт возможность поговорить". Хотя сейчас и проза не кормит, и поэзия не поит, но поговорить-то — эта возможность у нас осталась. Но быть критиком — очень нелегко. Поэт, в конце концов, может не пересекаться со своим оппонентом, с прототипом, с которого создавал свой образ. То же самое и прозаик. А как критик не назовёт зло злом, подлеца подлецом, явление ужасное явлением ужасным — распадом? И Володя это делает, это называет. А поэтому и враги-то, естественно, у него есть. Ну, в лучшем случае, оппоненты. Но с оппонентами он имеет возможность поговорить, иногда даже и привлечь их на свою сторону. И кто-то из врага-оппонента превращается, ну если не в со-трудника, со-товарища, то, по крайней мере, в нейтрального человека. Быть критиком в герольдии литературы — это право даётся немногим. А особенно сегодня. Бондаренко — признанный критик. Но критика — это и крест. И крест свой он несёт достойно, по-настоящему.

Ух, как часто мы с ним не соглашаемся. Нас семь тысяч — членов Союза писателей России. Это единственный творческий союз, который есть и действует. А Швыдкой тут недавно заявил, что "вообще-то творческие союзы опять чего-то копошатся — хотят, чувствуется, встать между государством и культурой". Это написано в "Российской газете". Так называемый бывший наш министр культуры мечтает, чтобы творческие союзы перестали "копошиться", жаждет не дать им возможности снова прийти к культуре. Пусть между культурой и властью будут только менеджеры. Он сам тот менеджер, который "Голубое сало" ставит, в Манеже выставки проводит псевдо-художественные и так далее. А Союз писателей при всей разнородности, при всей сложности и противоречивости тех людей, которые в нём находятся, — это союз профессионалов. Я имею в виду и наш Союз и Союз российских писателей, с которым ассоциацию мы заключили, — всё это профессионалы, которые стараются не допустить пошлость, грязь, распад в литературу.