Газета День Литературы # 136 (2007 12)
Шрифт:
Поэзия, не побоюсь этого слова, – всегда религиозна сама по себе. И все русские поэты – её послушники, её монахи. Не случайно же в Израиле приехавший из России еврей уже до конца жизни остаётся русским. Иначе и не зовут. А тем более человек, пишущий русские стихи о России и на русском языке. Это наша замечательная культурная Пятая колонна в самом хорошем смысле слова. Об этом пишут кто с юмором, кто всерьёз, все наши трогательные лондонские империалисты.
Королём поэзии стал покоривший всех
молодой поэт из Узбекистана Бах Ахмедов. Наверное, не так просто узбеку, пишущему на русском
Иероглиф судьбы чёрной тушью на тонкой бумаге.
И прозрачный пейзаж, где гора, и тропинка петляет.
И глядишь, и как будто бы слышишь журчание влаги.
И как будто бы видишь, как старый монах у ручья отдыхает…
Не знаю, куда занесёт Баха его иероглиф судьбы, в Москву, в Лондон, или будет стойко представлять русскую поэзию в Узбекистане?
Значит, буду снова в этот вечер
Я спокоен, тих и одинок.
И вокруг меня простые вещи
Оживит своим дыханьем Бог.
Спор за присуждение второго и третьего места разгорелся между мной и Натальей Ивановой, членами жюри этого года. Я с трудом отстоял на третьем месте своего москвича Андрея Ховрина, уже два года живущего в Швейцарии, Наталья боролась за автора "Знамени" Марию Игнатьеву из Испании. Интересен был и мой петрозаводский земляк Андрей Карпин, ныне живущий в Финляндии, к сожалению, выступивший на самом турнире не совсем удачно. А сложность любого поэтического фестиваля или турнира ещё и в том, что мало иметь хорошие стихи, их ещё надо хорошо прочитать. Не по-актерски, этого не любят, но душу стиха донести слушателям крайне необходимо. Турнир самих печатных текстов, может быть, дал бы несколько иной результат.
В Андрее Ховрине меня поразила обнажённая русскость стиха. Правда, я не понимал, зачем надо жить в Швейцарии Андрею, поэту с такими московскими стихами:
И каждый день, как грешник, по утрам
Я нашему молюсь Замоскворечью.
Брожу по переулкам и дворам
И жду, что небо улыбнётся нам,
И ты – из прошлого шагнешь навстречу.
Все эти Полянки, Якиманки, Остоженки, Волхонки – полноправные герои его стихов, они же должны к себе сакральной силой его же поэзии вытребовать поэта обратно. Ему бы с Сашей Бобровым
О такой же непроходимой разлуке с Россией, впрочем, пишет и "знаменская" барселонка Мария Игнатьева. Пусть и пишет она в Испании учебники по русской литературе, преподаёт поэзию Пушкина и Лермонтова, да и испанцы не самый чужой для нас народ, но из одного стихотворения в другое переходит все то же:
Скоро полжизни пройдет за границей.
Господи, как удалось сохраниться,
Корни пустить в пустоте?..
Или:
Вероятно, душа большевичка,
И её не прогонишь взашей.
В ней живучи любовь и привычка
К непроцеженной гуще вещей…
Ей мерещится в смертном покое
Древнерусского поля квадрат…
Думаю, и Карпин, и Игнатьева вполне могли бы украсить даже "Наш современник". Так что и споры у нас с Ивановой шли какие-то русофильские.
Родной, почти русской стала площадь Ковент Гарден, первая лондонская площадь, когда-то принадлежащая Вестминстерскому аббатству, а всю эту неделю – русским поэтам, не мешали нам и многочисленные пабы, в которых мы дружно отмечали награды всех наших королей и королев поэзии.
Последний вечер мы катались по Темзе на снятом для нас теплоходе, соединяя речную прогулку с конкурсами поэтической пародии и экспромта. Пили виски исключительно за Россию. И я смотрел на всех участников фестиваля как на русских поэтических имперских десантников.
Андрей Карпин ИЛЛЮЗИИ
***
Осенний день.
Вечерняя молитва.
И ночь в слезах,
Как в капельках дождя...
Язык остёр, а слово,
Словно бритва,
Не пощадит солдата и вождя.
Тем более
Больнее женщин ранит...
Да, не подумал.
Да, не то сказал...
А за стеклом
На палевом экране
Качается и плачет краснотал.