Газета День Литературы # 152 (2009 4)

День Литературы Газета

Я во сне напоил лошадей.

Мы поскачем во Францию-город

На руины великих идей.

Мы дорогу найдём по светилам,

Хоть светила сияют не нам.

Пропылим по забытым могилам,

Прогремим по священным камням .

Нам чужая душа – не потёмки

И не блеск Елисейских Полей.

Нам едино, что скажут потомки

Золотых потускневших людей .

Только русская память легка мне

И полна, как водой решето.

Но чужие священные камни ,

Кроме нас, не оплачет никто.

Выделенные мною слова – есть "цитаты", из романа "Подросток" Достоевского, из монолога главного героя романа Версилова.

ПАМЯТЬ

– Отдайте Гамлета славянам! –

Кричал прохожий человек.

Глухое эхо за туманом

Переходило в дождь и снег.

Но я невольно обернулся

На прозвучавшие слова,

Как будто Гамлет шевельнулся

В душе, не помнящей родства.

И приглушённые рыданья

Дошли, как кровь, из-под земли:

– Зачем вам старые преданья,

Когда вы бездну перешли?!

Смысл стихотворения в том, что Россия – есть последняя надёжная наследница западной культуры. Это дерзкое продолжение "Скифов": "Нам внятно всё и жар холодных числ и дар божественных видений", но с окисью, со сверхисторическим опытом народа, "перешедшего бездну". А что касается "плача над священными камнями" Европы, то столько мы этих слёз пролили – благодатных, горьких, яростных, желчных, что пора бы иссякнуть потокам этой мутной влаги, имея в виду духовные и материальные дефолты последнего времени. Но дефолты бывали и раньше.

ДЕФОЛТ ИМЕНИ МАРКИЗА ДЕ КЮСТИНА

"Я

часто повторяю себе: здесь всё нужно разрушить и заново создать народ".

"Вся Россия – та же тюрьма и тюрьма тем более страшная, что она велика и что так трудно достигнуть и перейти её границы".

"Вообразите полудикий народ, которого милитаризовали и вымуштровали, – и вы поймёте, в каком положении находится русский народ".

И такие сгустки ненависти – на каждой странице этой по-своему уникальной книги. Кто же пишет? На первый взгляд – революционер, какой-нибудь доморощенный Герцен или Бакунин, террорист-народоволец польско-еврейского происхождения или один из фанатиков, делавших революцию 1917 года. Нет, это пишет добропорядочный французский аристократ, маркиз Астольф де Кюстин, в книге "Николаевская Россия в 1839 году".

При петербургском дворе Кюстина приняли с распростёртыми объятиями. Всё-таки роялист, чьи отец и дед были казнены на гильотине революционерами-якобинцами. Уж этот-то поймёт и оценит великий смысл российского самодержавия! Наивные люди. Они не понимали того, что и монархисты, и революционеры, и демократы Европы мазаны одним мирром, одним низменным страхом, одной лакейской и одновременно высокомерной дрожью перед Россией. Что они все – люди Запада. Об этом Кюстин сказал прямо и недвусмысленно. Так же, как немецкие рабочие во время Гитлера были с фашистским Западом, а не с "пролетарской Россией", так же и аристократ Кюстин за сто лет раньше был в одном стане с "революционерами" всех наций. Лишь бы против России. Он даже в любви к декабристам объяснился: "Мы, люди Запада, революционеры и роялисты, видим в русском государственном преступнике невинную жертву абсолютизма". Ну прямо-таки говорил, как Ленин или как Троцкий с Луначарским, а не как французский консерватор и аристократ!

Да если бы только о политике или о государственном или общественном устройстве речь шла в этом памфлете! Нет, тут всё на каком-то генетическом иррациональном, на неземном уровне. Как будто не человек арийской расы и христианин приехал к нам, а какой-нибудь гость из межпланетного пространства, с Марса или Сатурна, существо внечеловеческой, не белковой, а углеродной или просто инфернальной цивилизации.

Его русофобия в книге настолько тотальна, что объемлет всё: русскую природу, русскую песню, русскую историографию, русскую литературу, русскую архитектуру, русскую церковь, русскую женщину.

"Вчера я перечёл несколько переводов из Пушкина. Они подтвердили моё мнение о нём... Он заимствовал свои краски у новой европейской школы... Поэтому я не могу назвать его национальным русским поэтом".

"Мёртвое уныние равнины без конца и без края. Ничего грандиозного, ничего величественного".

"Русский народ, говорят, очень музыкален, но до сих пор я ещё ничего достойного внимания не слышал, а певучая беседа, которую вёл в ту ночь кучер со своими лошадьми, звучала похоронно, речитатив без ритма..."

"Их внешность (это о русских женщинах. – Ст. К.), рост, всё в них лишено малейшей грации", "Не видно было ни одного красивого женского лица", "а большинство отличается исключительным безобразием и отталкивающей нечистоплотностью".

Не будем вспоминать о том, что у многих понимающих толк в красоте людей Запада (Пикассо, Ромен Роллан, Вальтер Шубарт, Фернан Леже, Сальвадор Дали) жёны были русскими. Женофобство Кюстина, наверное, будет понятно, если вспомнить, что он был педерастом, как и Дантес с Геккерном (везло же николаевской России на французских аристократов!).