Газета День Литературы 164 (2010 4)

День Литературы Газета

Кстати, случайно ли среди подписантов постыдного "Обращения к согражданам" был только один (!) бывший зэк? Не понимая законов "спускового крючка", приводящего в действие механизм репрессий, они бездумно кинулись по пути страдальцев 30-х годов, позабыв, что в первую очередь репрессиям подвергались сами подстрекатели, о чём свидетельствует и трагическая судьба Киршона. И ещё одно "кстати". Многие честные демократы были поражены расправной сутью "Обращения" и в печати начали появляться призывы отказаться от репрессивных антидемократических мер в отношении оппозиционных органов печати. И тут один из подписантов "Обращения" М.Чудакова на страницах "Литгазеты" дала, как было принято говорить в приснопамятные годы, гневную

отповедь малодушным. Она писала: "Призыв открыть эти газеты сейчас, когда началось, надеюсь, выкорчёвывание корней советского устройства России, – это настоящее предательство демократии… неужели условием существования демократии в России является свобода рук для фашистов и коммунистов?" Ну что касается фашистов, если они подпадают под действие закона, тут всё ясно. А вот коммунисты… Что же это за демократия, которая не допускает существования оппозиции? Нет, что ни говори, а наши радикал-либералы, эти "первые ученики" из бывших "молчальников", в 90-е покрыли себя неувядаемым позором, намного перещеголяв предшественников. Ибо под лозунгами демократии пытались вернуть самые отвратительные времена.

А что касается Чудаковой, известной особым экстремизмом, то в очередной раз приходится удивляться тому, насколько научные познания человека могут расходиться с его жизненной позицией. Ведь не кто иной, а именно Булгаков с тоской вопрошал: "Будет ли преодолён интеллигентский радикализм?"

Прав, прав был великий Некрасов, написавший в своё время:

В каждой группе плутократов –

Русских, немцев ли, жидов –

Замечаю ренегатов

Из числа профессоров.

В статье "Какого роста был Маяковский?" Сарнов полемизировал с С.Селивановой, которая предостерегала: "Формула "Пусть всё печатается, а разбираться будем потом", на мой взгляд, довольно опасна. А что, если потом разобраться так и не сможем – будет поздно? Потому что, сами того не желая, мы… создадим новые мифы, антимифы". Сарнов с иронией отвечал: "Мысль эта прямо-таки ошарашивает. Почему, собственно, поздно? В самом деле, какой ужас! Чего доброго, преувеличим значение кого-нибудь из "воскресших" (Ахматовой, Зощенко, Платонова, Мандельштама, Набокова, Гумилёва, Клюева)…"

Однако в судьбоносных для литературы вопросах ирония – плохой советчик. Селиванова смотрела гораздо дальше полемически заряжённого Сарнова и имела в виду вовсе не ограничения на возврат великих имён. Речь шла о другом: что будет с современной русской литературой? Не помешают ли новые мифы равняться на планку, которая поднялась ещё выше после возвращения великих имён прошлого? И если формирование литературных вкусов пойдёт под диктовку новых мифов, отчего само понятие "изящная словесность" станет анахронизмом, то и впрямь – не будет ли поздно?

В то время уже появились "Поминки по советской литературе" с их орниентацией на "экзистенциальный опыт мирового искусства, на философско- антропологические открытия ХХ века, на адаптацию к ситуации свободного самовыражения и отказ от секулятивной публицистичности". Абсолютно бессмысленный в своей совокупности, этот многоумный набор признаков новой русской литературы настораживал. И предостережение Селивановой было весьма кстати.

Сегодня – по разделу истории литературы – можно констатировать, что критик Бенедикт Сарнов, увлёкшись политико-полемическими настроениями текущего момента, совершил непростительную профессиональную ошибку и прозевал переломный момент в развитии русской литературы. Права оказалась именно Селиванова, ушедшая из "Литгазеты" в знак протеста против погрома советской литературы, который устроили "прорабы перестройки".

Что мы получили, когда завершилось второе пришествие великих книг прошлого века? Один остроумный человек весьма метко заметил по этому поводу:

– Я-то думал, теперь, поле полноценных Ахматовой и Цветаевой мы увидим расцвет поэзии. А что получили? "Гарики"! Теперь вся наша литература, даже проза – сплошь "Гарики"!

А критики? Ни Сарнов, ни Н.Иванова, коли уж с них начат разговор, до своих огоньковских высот и близко не дотягивают, вынужденные копошиться в повседневной обзорно-рекламной текучке, дабы не прозевать чего с деловой точки зрения. Ещё в 1990 году А.Битов писал: "0чнулись мы в незнакомой стране. Пейзаж не тот, люди не те. Поколение с поколением напрочь незнакомы. Пропасть этого незнакомства непреодолима, если поколение само не расскажет о себе… И как заговорить этому поколению? Только с помощью своих писателей". И вот минуло двадцать лет. Много ли рассказали нам писатели о своём "Поколении некст", каким оно провозгласило себя на рекламе прохладительных напитков?

Можно цитировать ещё: "Навал литературных отбросов в подземных переходах метро, ужасные изделия злого гения халтуры… смрадная продукция, что так усиленно распространяется сейчас новоявленными сытиными… Ничто так не вредно, даже убийственно для культуры, как пошлость". Это ещё Нагибин. А после него положение только усугубилось. Какой катастрофой показалась бы нынешняя словесность Каверину, который обладал идеальным "литературным слухом". И как он, воспитанный в традициях "серебряного века", воспринял бы сообщение, что "российская премия Букера целиком переходит из рук пищевой компании крупнейшему производителю алкогольных напитков". Боже, как упал уровень эпохи!

В судьбе литературы отразилась судьба страны: золотой запас воскрешённых раритетов промотали так же бездарно, как банковские резервы. И в обоих случаях это закончилось крахом.

Но из финансового дефолта вылезли. В литературе дефолт продолжается.

Сегодня очевидно, что переналадчики литературы преуспели вполне: восторги и ожидания триумфов сменились глубокими разочарованиями, мозги читателей начиняются пошлостью, стократно упали тиражи толстых журналов, вместо умонасыщения и душеспасения словесность (зачастую совсем не изящная) "врачует" более низкие (в прямом и переносном смыслах) части тела. Не в годы перестройки, а гораздо позже раскрылся глубокий смысл строк Давида Самойлова: "Как нас чествуют и как нас жалуют! Нету их. И всё разрешено".

(ГАЗЕТНЫЙ ВАРИАНТ)

Михаил Лебедянский ЛИКИ ЭПОХИ

О творчестве Елизаветы Гавриловой

Когда мы говорим "выдающийся художник", "большой мастер", мы имеем в виду проявляющееся сочетание глубокого таланта и высокого профессионализма. Это сочетание является органическим сплавом в творчестве художника-монументалиста, заслуженного художника России Елизаветы Николаевны Гавриловой.

Мир, в котором мы живём, многообразен. Его бескрайность поражает. В нём много прекрасного и уродливого. Одно вызывает восторг, другое – крайнее омерзение. Эти крайности и всё, что между ними существует и в материальной и в духовной сфере, составляет и сущность человека.

Само понятие искусства как творческого воспроизведения действительности в художественных образах не может быть приемлемо буквально, особенно в наш неморальный век с непомерно разросшимися пороками общества. Из буквально понятого термина следует, что для искусства допустимо воспроизведение жестокой, уродливой стороны жизни и воспитание на этой основе низменных чувств, животных инстинктов.