Газета День Литературы # 92 (2004 4)
Шрифт:
Госчиновникам вот, правда, на днях втихую подняли зарплату чуть ли не в 5 раз — на фоне широко разрекламированной 10% прибавки к пенсиям это выглядит чуть ли не откровенным подкупом со стороны государственной власти. И одновременно является прекрасной иллюстрацией к публично произнесенным словам главного на сегодня "либерала во власти" Германа Грефа: "Основные проблемы у нас с доживающим населением". Хакамада, помнится, перед выборами всячески открещивалась от того, что когда-то назвала пенсионеров "человеческим балластом". Выборы прошли — теперь "либералы" могут снова "называть вещи своими именами".
Понятно, что никакого либерализма в стране, где треть населения живет за "чертой бедности", опущенной ниже официального прожиточного минимума, а 80% получают за месяц меньше пяти тысяч рублей на душу населения, нет и быть не может. Зато "либерализм с человеческим лицом", либерализм с лицом конкретного человека, не Ходорковского даже, а Путина, умеющего с невозмутимой артистичностью "говорить налево, делать направо", либерализм авторитарный, латиноамериканского
Дело, разумеется, не в сидящем Ходорковском — дело в самой системе. Кризис российского либерализма не в том ведь состоит, что именно создателя ЮКОСа избрали "козлом отпущения" для всего сообщества российских олигархов. Кризис российского либерализма заключается совсем в другом: "самая читающая страна мира", страна с высочайшим уровнем образования — почти мгновенно стала самой читающей детективы и смотрящей сериалы страной. Правда, колесниковым и Ко от этого ни жарко, ни холодно — они, судя по всему, попросту лишены соответствующего "чувствилища" и неспособны подняться выше "возможности управлять своими сбережениями и свободно передвигаться по миру". Да и чего от наших "либералов", болезных, требовать: ведь после того, как "флагман либерализма" США стала самой полицейской страной мира, куда без проверки отпечатков пальцев уже не въехать, а долларовые сбережения россиян за 2003 год обесценились на 30%, говорить подобные слова могут (обратимся еще раз к президентскому творчеству) "либо придурки, либо провокаторы", — согласитесь, неплохой выбор для либералов отечественного разлива. Впрочем, существование "применительно к подлости" — тоже в традициях нашей "интеллигенции".
Понятно, что деградация российского общества: экономическая, политическая, идейная, — критически ослабила "подпор" для былых властителей дум, которые становятся всё менее интересными и внутри страны, и за ее пределами. А к переходу на английский язык, чтобы, по примеру Иосифа Бродского, встроиться в глобальную культуру, готовы далеко не все — там своих "гуру" выше крыши. Когда читаешь полные неподдельной (поскольку личной) боли сетования представителей "высокого либерализма" об утрате своих позиций — порой становится искренне жаль этих людей, которые ничего не забыли и ничему не научились. "Как во сне — вижу наяву, в чуть обновленной редакции, то, что уже происходило много лет назад, что, казалось бы, ушло навсегда, — тошнотворное ощущение этакого дежавю. Надо сказать, что возвращению… здорово помогли либеральствующие журналисты, интеллектуалы с телевидения, чей либерализм не мешал им делать программы вроде "Старых песен о главном". Когда я их увидела, для меня это был шок, первый признак того, что либеральные идеи терпят крах, и этот крах организован руками самих же либералов", — говорила, например, Наталья Иванова в интервью "Русскому Журналу" от 26.02.04. Но стоит привести другую фразу той же Натальи Ивановой в том же самом тексте: "государство по-прежнему не поощряет крупные компании или банки расходовать деньги на искусство", чтобы увидеть здесь вполне "совковое" ожидание благ для литературы (хорошо, для искусства!) от государства — только теперь, согласно новым правилам игры, через крупные компании или банки. Павлины, говоришь… Или вот еще один авторитет "литературного либерализма", Александр Архангельский, в июле 2003 года, еще до ареста Ходорковского, но уже после ареста Лебедева: "Мы можем сколько угодно говорить, что при советской власти… литература выполняла не свойственные ей функции, воздействуя на жизнь в качестве политического инструмента или религиозного дискурса и т.д. и т.п. Но факт остается фактом: литература так или иначе влияла на жизненное пространство… ‹Теперь же› всё чаще люди вменяемые, образованные и, соответственно, понимающие, что они делают, говорят, что литература — это сфера, где допустимо всё, потому что она ни на что не влияет". Для полноты букета добавим, пожалуй, совсем свежие (от 16.04.04) рассуждения Аллы Латыниной: "То, что померкло общественное значение литературы, никто и не оспаривает. При всем ужасе существования литературы в подцензурную эпоху, значение ее было несоизмеримо выше. Литература была делом, которому можно служить... Сейчас же даже люди гуманитарных профессий если и читают, то читают не "Знамя" и не "Новый мир". И у меня язык не повернется упрекнуть их в этом. Упало значение литературы — упал и статус писателя… Сейчас у меня нет аргументов, чтобы убедить людей читать современную русскую литературу… В других странах почему-то свобода никому не мешает ни спорить, ни писать, ни продавать книги. Только у нас с приходом демократии многие литераторы почувствовали себя не у дел. Это совершенно ненормальная ситуация. Все мы ждали, что, как только падет диктатура, расцветут все сто цветов. Ну, пала — и что? Где чаемый расцвет, где великая литература?"
Не будем тыкать пальцем и кричать: "Ага, за что боролись, на то и напоролись?!" В конце концов, закрывать глаза на то, что либерализм неизбежно уничтожает действительную свободу человека своим внутренним (имплицитным, если угодно) безразличием к его человеческой и межчеловеческой (общественной) сущности, своей мертвящей абсолютностью и убогой заданностью даруемых "свобод", — готовы далеко не все. Однако, скорее всего, именно это обстоятельство отталкивало и продолжает отталкивать от либерализма любых более-менее последовательных мыслителей, не боящихся "додумать до конца" его, безусловно, привлекательные на вид идеи. Здесь пока и остановимся в оценке либерального "разброда и шатания",
"Разброд и шатания" внутри лагеря, который можно назвать "патриотическим", не менее (и даже куда более) глубинны, чем в лагере "либеральном". И объясняется это, наверное, при всех прихотливых извивах личных и групповых отношений, в целом достаточно просто. Если идеал отечественных "либералов" удален от них по преимуществу в пространстве (Соединенные Штаты, скажем, Великобритания или Франция), то для большинства наших "патриотов" их идеал удален — и безнадежно — во времени. Идеалы "славянского язычества", или "Святой Руси", или "Российской империи", или "Советского Союза", обращение к которым одушевляет разные по количеству и качеству организации наших "патриотов", по мере удаления этих идеалов в прошлое приобретают всё более фантастические, ирреальные черты. Зависимость здесь практически линейная. В результате несовместимые и непримиримые образы любимой Родины едва ли не уничтожают друг друга в общественном сознании. Язычники — против христиан, белые — против красных, и наоборот. Не политика, а костюмированные ролевые игры с гарантированным проигрышем исторического времени. И — практически повсеместное нежелание выйти за границы этой игры, чтобы не столкнуться с реальным сопротивлением социальной среды. При всей личной "оснащенности" игроков в патриотизм, физической и ментальной, подобное времяпровождение по сути своей ничем не отличается от компьютерных игр: моделируемые там системы каким-то странным и в то же время закономерным образом не находят точек соприкосновения с "невиртуальным" миром. Многочисленные заявления, митинги, демонстрации и прочие акции наших "патриотов" существуют как бы сами по себе — без всяких последствий "во внешнем бытии".
Никакой общей для отечественных "патриотизмов" системы координат, похоже, в обозримом будущем она не возникнет. Это "вавилонское смешение языков" современного российского патриотизма наводит на печальные мысли о характере и смысле "столпотворений", предшествующих столпотворению нынешнему, либеральному. В результате один и тот же печатный орган патриотической оппозиции с разных "патриотических" сторон может быть одновременно обвинен и в "жидовстве" и в "антисемитизме". То есть то, что для одних наших патриотов является неприкрытым "жидовством", для других выглядит самым махровым "антисемитизмом". И каждый из этих безупречных патриотов всерьез уверен в собственной правоте. Смешно — до слез…
А время тем временем идет. То самое обозначенное выше и невозвратимое историческое время, в котором "Россия уже перестала быть великой державой" (тезис, усиленно внедряемый президентским советником А.Илларионовым, телемэтром В.Познером и прочими небезызвестными господами, имя же им — легион). На подобном фоне бесконечные псевдо-патриотические препирательства и свары выглядят уже откровенным вызовом супротив любых человеческих и божеских законов. В сфере политики эта культурная ситуация ярче всего проявилась через скандал с "национально-патриотическим" блоком "Родина". Совсем недавно один из его лидеров, Дмитрий Рогозин публично клялся, что его союз с Сергеем Глазьевым — навсегда, но вот в слегка изменившихся обстоятельствах (выборы президента) он уже устраивает бывшему соратнику "темную" в Госдуме, смещая с поста лидера фракции, а в качестве "отступного" выдавая перешедшему на рогозинскую сторону Сергею Бабурину должность вице-спикера. В данном случае патриотизм выглядит едва ли не как профессия, аналогичная двум древнейшим.
О "профессиональном патриотизме" лидера ЛДПР Жириновского, наверное, сказано уже вообще всё, что можно сказать. "Последний вагон на север", "последний бросок на юг", "вымыть сапоги в Индийском океане"… Интересно задуматься о том, какую литературу читают те миллионы людей, которые голосовали, голосуют и будут голосовать за этих "политиков"? Наверняка что-нибудь из агрессивного фэнтэзи-эскапизма, лидерами которого в отечественной литературе сегодня можно считать произведения Ю.Никитина и В.Головачева.
О культурном субстрате "красного", коммунистической окраски патриотизма вообще нужно бы говорить отдельно: слишком уж большая тема. Бесспорно лишь то, что к нынешнему состоянию дел его представители пришли на удивление быстро — как будто и не было 73 с лишним лет советской власти. Речь не о том, что носители "красного патриотизма" вымирают или трансформируются под воздействием рыночно-демократических реалий, хотя 13 лет "новой России" — тоже срок не слишком уж ничтожный, и нынешнюю "вторую волну реформ" хоть по срокам, хоть по значению можно рассматривать в качестве либерального аналога первых сталинских пятилеток с их индустриализацией и коллективизацией. "Отец народов" заводы и электростанции строил, а мы вот всю "социалку-коммуналку" на платную основу переводим… Речь, видимо, о том, что между политическая форма "красного патриотизма" вступила в противоречие с его культурным содержанием. Ни нового Павла Власова, ни Павки Корчагина, ни даже Давыдова с Нагульновым в патриотической литературе не видно — точно так же, как в патриотической политике. Героя, образа-образца, "делать жизнь с кого", как не было, так и нет. Всё те же пребывающие в хаотически свободном падении индивидуумы, "ветераны броуновского движения", что наполняют и либеральное пространство, — только чающие иного смысла жизни, чем обозначенные выше "либеральные ценности", они же liberal value, они же "лавэ", по удачной дешифровке Виктора Пелевина.