Газета День Литературы # 96 (2004 8)
Шрифт:
Выстрел неудачный. Руки мои дрожат. Я ведь никогда не стрелял в себя. Палец повисает на сухожильях, но я быстро отрезаю его ножом.
Странно, но я не слышу выстрела и не чувствую боли... И крови нет... Кровь замерла...
Я бегу, возвращаюсь к Гуле. Она радостно улыбается:
— Алик, как я счастлива!.. Ты спасся от эфы... Но будь осторожен — теперь она будет преследовать тебя...
— Гуля, как
Она уже падает, валится, никнет на песок... Она тихо шепчет:
— Не зря отец и мать звали меня... Им теперь стыдно... Теперь они будут ласкать, любить меня там... На земле они не успели... Алик, положи меня в Водопад и отпусти к ним!.. Это моя последняя воля!..
О, Боже!..
...Какая-то страшная, древняя тайна священной Черешни и коралловой Эфы опять встала передо мной...
Опять вспомнил я древнюю миниатюру, где три эфы забавляются смертельно, сладострастно сплетаются с царем Дарием Гуштаспом I.
И одна из Эф вьется, выходит у Царя изо рта... Как она попала в рот Царю? Как она теперь, спустя тысячи лет, попала в горло возлюбленной умирающей моей?..
Вот тайна!..
...Я бросаюсь к Гуле и пытаюсь сделать ей искусственное дыхание, обнимаю ее и горячо дышу в ее рот, касаюсь губами своими губ ее...
Но она мертвая уже... Тяжкая... Далекая... Непослушная...
И я вспоминаю слова локайца-пастуха там, у Черешни: "Смерть приходит через пять минут..."
Пять минут прошли... Она уже мертвая... Черная, как обугленная, от молниеносного царского древнего огня-яда, яда, яда Эфы...
Я не знаю, как закрывать обвялые, уже нездешние глаза усопшим. Да если бы и знал — не мог бы...
И Гулины потухшие изумруды открыто, безвольно, протяжно, изумленно, виновато глядят на меня...
Тогда я тихо, бережно, нежно, как несколько часов назад в любовном Водопаде, поднимаю ее, и несу к Водопаду, и опускаю ее в Водопад, который уже смерть...
Она уже не слышит, не чует Водопада...
И она быстро уходит в пенных водах.
И она уходит в подземелье, откуда никто никогда не возвращался, и где в бездонном озере усопших ее, сироту, виновато ждут ее отец Гирья Гуштасп Сарданапал и мать Гульсум Ашурбанипал — потомки великих ассирийских царей, которые любили только друг друга и за это попали в ад...
О, Господь мой! Но за что эта девочка поплыла в ад?..
А?..
...Но современный безвестный мудрец-суфий Ходжа Зульфикар говорит: "Рядом с огромными вратами в Ад есть тайная калитка в душистый Рай!"
Да...
И я вспоминаю эти слова суфия. Словно они могут мне помочь в эту ночь...
Но ничто не может мне помочь в эту ночь...
и в другие дни и ночи, когда я вспоминаю Гулю, Гулю Сарданапал, первую возлюбленную мою...
...Тут кровь пошла из раны моей свежерубленной, и яростная боль до самых костей — а их в человеке 248 — пронизала всю плоть мою...
И эта кровь, и эта боль спасли меня тогда...
И не дали мне уйти вслед за возлюбленной моей...
Да!.. Я потом ушел за ней!.. Потом!..
...Вот тогда судьба моя страшно переплелась с судьбой древней священной коралловой Эфы...
Этой любимицы-потаковницы? и любовницы? и убийцы?.. древне-персидских Царей...
Не знаю, не знаю...
Тогда я еще не знал всей тайны...
Но это было только начало...
Но это было начало моей гибели...
С того дня коралловая Эфа надолго ушла из моей жизни, как река Фан-ягноб уходит в глухое подземелье на три километра...
Но потом она пенно и страшно выйдет, вырвется из-под земли...
Как моя коралловая Эфа...
Вдруг!..
...Сова прилетела из ночи и стала биться плескаться крыльями о замерзающий Водопад.
Она пила из Водопада и далеко разбрасывала льдинки крыльями...
Словно не давала Водопаду превратиться в Ледопад...
Илья БРАЖНИКОВ ЗАОБЛАЧНАЯ БИТВА Отрывок из романа "Сон в седьмой комнате, или Сказка про белого бычка"
Ветер всё нарастал. Он дул с воем, порывами, и порывы его раз от разу становились всё сильнее. Мириады облаков уже промчались над лесом; солнце проглядывало, но заслонялось снова. В лесу стоял шум: ветер выл, старые деревья шатались, вспоминая в своих последних снах про родимый хаос — время, когда не было комнат, когда не было ещё ничего, кроме Неба, Земли, Ветра и тысячи семян. Молодые деревья шевелились от ужаса, который нагонял Ветер, они предчувствовали бурю будущего. Ветер никому не давал покоя: валил сосны, гнул берёзы и осины, сбивал ночных птиц, будил своим воем дрожащих и прячущихся зверей. Постепенно становилось ясно, что Ветер уже не стихнет, пока не кончится Последняя Ночь.