Газета "Своими Именами" №17 от 14.12.2010
Шрифт:
Трудящимся классам пришлось убедиться на опыте, что старый буржуазный парламентаризм пережил себя, что он совершенно несовместим с задачами осуществления социализма, что не общенациональные, а только классовые учреждения (каковы советы) в состоянии победить сопротивление имущих классов и заложить основы социалистического общества.
Всякий отказ от полноты власти советов, от завоеванной народом советской республики в пользу буржуазного парламентаризма и Учредительного собрания был бы теперь шагом назад и крахом всей Октябрьской рабоче-крестьянской революции.
Открытое 5 января Учредительное собрание дало,
А вне стен Учредительного собрания партии большинства Учредительного собрания – правые эсеры и меньшевики – ведут открытую борьбу против советской власти, призывая в своих органах к свержению ее, объективно этим поддерживая сопротивление эксплуататоров переходу земли и фабрик в руки трудящихся.
Ясно, что оставшаяся часть Учредительного собрания может в силу этого играть роль только прикрытия борьбы буржуазной контрреволюции для свержения власти советов.
Поэтому Центральный исполнительный комитет постановляет:
Учредительное собрание распускается.
«Я потерял понапрасну день, мои друзья». Так гласит одно старое латинское изречение. Невольно вспоминаешь его, когда думаешь о потере дня 18 (5) января.
После живой, настоящей, советской работы среди рабочих и крестьян, которые заняты делом, рубкой леса и корчеванием пней помещичьей и капиталистической эксплуатации, — вдруг пришлось перенестись в «чужой мир», к каким-то пришельцам с того света, из лагеря буржуазии, ее вольных и невольных, сознательных и бессознательных поборников, прихлебателей, слуг и защитников. Из мира борьбы трудящихся масс и их советской организации против эксплуататоров — в мир сладеньких фраз, прилизанных, пустейших декламаций, посулов и посулов, основанных по-прежнему на соглашательстве с капиталистами.
Точно история нечаянно или по ошибке повернула часы свои назад, и перед нами вместо января 1918 года на день оказался май или июнь 1917 года!
Это ужасно! Из среды живых людей попасть в общество трупов, дышать трупным запахом, слушать тех же самых мумий «социального», луиблановского фразерства, Чернова и Церетели, это нечто нестерпимое.
Прав был тов. Скворцов, который в двух-трех кратких, точно отчеканенных, простых, спокойных и в то же время беспощадно резких фразах сказал правым эсерам: «Между нами все кончено. Мы делаем до конца Октябрь-скую революцию против буржуазии. Мы с вами на разных сторонах баррикады».
А в ответ — потоки гладеньких-гладеньких фраз Чернова и Церетели, обходящих заботливо только (только!) один вопрос, вопрос о Советской власти, об Октябрьской революции. «Да не будет гражданской войны; да не будет саботажа», — заклинает Чернов от имени правых эсеров революцию. И правые эсеры, проспавшие, точно покойники в гробу, полгода — с июля 1917 по январь 1918, встают с мест и хлопают с ожесточением, с упрямством. Это так легко и так приятно в самом деле: решать вопросы революции заклинаниями. «Да не будет гражданской войны, да не будет саботажа, да признают все Учредительное собрание». Чем же это отличается, по сути дела, от заклинания: да примирятся рабочие и капиталисты? Ровно ничем. Каледины и Рябушинские, вместе с их империалистскими друзьями всех стран, ни от заклинаний сахарного сладкопевца Чернова, ни от скучных, отдающих непонятной, непродуманной, извращенной книжкой поучений Церетели не исчезнут и не изменят своей политики.
Либо победить Калединых и Рябушинских, либо сдать революцию. Либо победа в гражданской войне над эксплуататорами, либо гибель революции. Так стоял вопрос во всех революциях, и в английской XVII века, и во французской XVIII века, и в немецкой XIX века. Как же это мыслимо, чтобы вопрос не стоял так в русской революции XX века? Как же эти волки станут агнцами?
Ни капли мысли у Церетели и Чернова, ни малейшего желания признать факт классовой борьбы, которая не случайно, не сразу, не по капризу или злой воле кого бы то ни было, а неизбежно, в долгом процессе революционного развития превратилась в гражданскую войну.
Тяжелый, скучный и нудный день в изящных помещениях Таврического дворца, который и видом своим отличается от Смольного приблизительно так, как изящный, но мертвый буржуазный парламентаризм отличается от пролетарского, простого, во многом еще беспорядочного и недоделанного, но живого и жизненного советского аппарата. Там, в старом мире буржуазного парламентаризма, фехтовали вожди враждебных классов и враждебных групп буржуазии. Здесь, в новом мире пролетарско-крестьянского, социалистического государства, угнетенные классы делают грубовато, неумело...
БИТВА НА МАРАФОНСКОЙ РАВНИНЕ
К 2500-летию Марафонской битвы
К 500-му г. до н.э., вследствие успешных завоевательных походов, персидская армия вышла к проливу Дарданеллы, соединяющего Средиземное море с Черным. Теперь главной целью завоевателей стала Греция. В последующие несколько лет они взяли богатые греческие города, расположенные в Малой Азии. В 492 г. до н.э. было предпринято первое вторжение в греческие государства, находящиеся на балканском полуострове. Тогда сильный шторм разметал персидский флот, и разрозненные корабли были взяты греками на абордаж.
Однако царь Персии Дарий продолжил политику, направленную на подчинение себе древней Эллады. Он сформировал отборную армию в 20 тысяч человек и большой флот. Стратегия была построена на быстроте и внезапности. В летний период, когда Средиземное море очень спокойное, планировалось перебросить сухопутную армию на морских судах кратчайшим путем из Малой Азии в Аттику (область в Греции) и с ходу разгромить Афины, которые тогда доминировали во всем мире по уровню развития культуры, ремесел, торговли и системы рабовладения.