Газета "Своими Именами" №23 от 07.06.2011
Шрифт:
Хрущев: Как Вы себя чувствовали в полете?
Гагарин: Я чувствовал себя хорошо. Полет проходил очень успешно, вся аппаратура космического корабля работала четко. Во время полета я видел Землю с большой высоты. Были видны моря, горы, большие города, реки, леса.
Хрущев: Можно сказать, что Вы чувствовали себя хорошо?
Гагарин: Вы правильно сказали, Никита Сергеевич. Я чувствовал себя в космическом корабле хорошо, как дома.
Хрущев: Своим подвигом Вы сделали себя бессмертным человеком, потому что Вы первым из людей проникли в космос.
Гагарин: Пусть теперь все страны догоняют
Хрущев: Правильно! Пусть капиталистические страны догоняют нашу страну, проложившую путь в космос.
В свете всего этого не стоит удивляться, что официальная биография Гагарина звучит так, будто ее специально сочинили для такого случая. Жаждущему подробностей миру представлен безупречный портрет советского «нового человека» - примерный аналог образцового американского бойскаута откуда-нибудь из Айовы. Юрий родился в колхозной деревне недалеко от городка Гжатск, в 100 милях к западу от Москвы. В местной школе он был лучшим учеником, и после шестого класса Юрия направили в ремесленное училище в одном из пригородов Москвы. Там он получил специальность формовщика-литейщика, но по этой профессии никогда не работал: успехи в учебе позволили Гагарину поступить в «индустриальный техникум» в Саратове.
В саратовском аэроклубе он научился летать и был принят в Оренбургское военно-авиационное училище. В 1957 году он закончил училище с отличием и тогда же женился на хорошенькой выпускнице медицинского института Валентине Ивановне. У них две дочери: двухлетняя Елена и Галя (ей исполнился всего месяц). Этот жизненный путь выглядит таким красивым, правильным и «буржуазным», что русские белоэмигранты, разбросанные жизнью на всем пространстве от Южной Америки до Тирона (штат Пенсильвания), припомнили, что в царской России был княжеский род Гагариных и заявили, что Юрий – один из его представителей. Однако предположение о его дворянском происхождении кажется сомнительным.
Репортеры, пытаясь нарастить мясо на кости официальной информации, взяли у Валентины Гагариной интервью в ее подмосковной двухкомнатной квартире. Там яблоку было негде упасть от взволнованных соседей, и как раз когда приехали журналисты, по радио передали сообщение: ее муж чувствует себя хорошо. Валентина выключила приемник и вытерла слезы: старшая дочь тем временем невозмутимо грызла яблоко. Валентина объяснила, что ничего не знала о предстоящем полете, а о том, что муж носит звание майора, впервые услышала по радио. Ей было известно, что у Юрия какое-то важное задание, но о том, что он готовится отправиться в космос, понятия не имела: «Он боялся расстроить меня, ведь я ждала ребенка».
Теперь с тайнами покончено. Всякий раз, включая радио, Валентина слышит голос мужа или торжествующие сообщения о его подвиге. Специальные выпуски газет тоже посвящены ему. Одна за другой они перепечатывают его рассказ: свидетельство человека, первым побывавшем в космосе.
«С корабля-спутника видно, конечно, хуже, чем с самолета, но все-таки очень и очень хорошо, – рассказал «Гага».
– Была заметна выпуклость, округлость Земли. Картина горизонта очень своеобразна и очень красива. Можно видеть необыкновенный по красочности переход от светлой поверхности Земли к совершенно черному небу, на котором видны звезды. Переход этот очень тоненький, как бы пленка-поясок, окружающая Земной шар. Она нежно-голубого цвета».
На вопрос о первых ощущениях после возвращения на Землю он ответил: «Трудно описать словами чувства, охватившие меня, когда я ступил на советскую землю. Во-первых, я был рад, что успешно выполнил задание. В целом все мои чувства можно описать одним словом: радость. Когда спускался, то пел песню: «Родина слышит, Родина знает...»».
По словам Гагарина, когда корабль вышел на орбиту и наступила невесомость, «все стало легче делать. Ноги, руки ничего не весят, предметы плавают по кабине. И сам я не сидел в кресле, как до этого, а висел в воздухе. Во время состояния невесомости я ел и пил, и все происходило так же, как у нас на Земле. Я и работал в этом же состоянии, писал, записывал свои наблюдения. Почерк тот же самый, хотя рука и ничего не весит. Только блокнот надо держать, а то он уплывет из-под рук. Работал на связи по разным каналам, пользовался телеграфным ключом».
«Луны я не видел,– продолжал он.
– Солнце в космосе светит в несколько десятков раз ярче, чем у нас на Земле. Звезды видны очень хорошо: они яркие, четкие. Вся картина звездного неба выглядит куда контрастнее, чем с Земли». Дневная сторона Земли, по его словам, была видна очень хорошо, он различал берега континентов, острова, крупные реки, большие водоемы, складки местности. Пролетая над советской территорией, Гагарин отчетливо видел большие квадраты колхозных полей и даже мог понять, «где пашня, а где луг».
Для ученых эти впечатления не стали неожиданностью. На все, о чем сообщил первый космонавт, указывали данные, полученные с аппаратуры спутников, или теоретические расчеты. «Голубой поясок», который наблюдал Гагарин, это тот самый небосвод, что мы видим невооруженным глазом: атмосфера рассеивает синюю часть спектра солнечного света. Тем не менее рассказанные им подробности завораживают своей свежестью: ведь они – свидетельства очевидца, подтверждения из первых уст. Это слова путешественника, побывавшего в неизведанном, и пусть они мало что добавляют к нашим знаниям, от них исходит свет подлинности. «Гага» побывал там, где не бывал никто.
Вечером первого дня, полного ликования, Гагарин все еще находился на некоей базе, чье местонахождение неизвестно, проходя тщательный медосмотр и, очевидно, отвечая на вопросы специалистов. Но что бы ни узнали от него светила советской космической науки, сами они не добавили к рассказу Гагарина почти никаких деталей. Были обнародованы лишь голые статистические данные по полету: он продолжался 108 минут, из которых 89 минут космонавт провел собственно на орбите, а остальное время ушло на взлет и снижение. Академик Евгений Федоров – один из архитекторов советской космической программы – кратко рассказал о посадке корабля. Она осуществлялась с помощью тормозной двигательной установки, замедлившей движение «Востока» и обеспечившей его снижение до «зоны торможения» в более плотных слоях атмосферы. Там корабль разогрелся от трения и испытал гигантские перегрузки, но последствия торможения были равномерно распределены по траектории протяженностью в несколько тысяч миль. «На высоте нескольких десятков километров [1 километр = 0,62 мили] над землей, – уточнил Федоров, - скорость космического корабля сокращается до нескольких сотен метров [1 метр = 1,094 ярда] в секунду. Он с ревом рассекает воздух, мчась к заранее выбранному месту посадки. Парашюты раскрываются, и скорость снижается до нескольких метров в секунду».
Из объяснений Федорова можно сделать вывод, что космонавт приземлился внутри спускаемого аппарата, но по данным других источников в России майор Гагарин выпрыгнул с парашютом, когда капсула еще находилась над Землей. Ученый Николай Гуровский, в частности, отметил: «Космонавт мягко спустился на лужайку рядом с полем. Он приземлился на ноги, даже не споткнувшись, и подошел к людям, которые его увидели».
Хотя лишь неисправимые скептики сомневаются в том, что полет вообще имел место, каждое сообщение об этом событии лишь добавляет противоречий. Когда же журналисты просмотрели сообщения, предшествующие полету, всплыли еще кое-какие любопытные вещи. Так, до 12 апреля по Москве уже несколько дней ходили слухи, что вот-вот состоится запуск в космос корабля с человеком на борту. Незадолго до старта «Востока» московский корреспондент газеты английских коммунистов Daily Worker телеграфировал в редакцию, что советский космонавт – сын известного авиаконструктора – трижды облетел вокруг Земли и получил серьезные травмы при приземлении. Лондонская Daily Sketch сообщила, что его зовут Геннадий Михайлов. Советские власти немедленно выступили с опровержением. Однако слухи продолжали распространяться, и обе газеты настаивали на своих версиях.