Газета "Своими Именами" №28 от 09.07.2013
Шрифт:
Начну с того, что некоторая прослойка арабов-торговцев в южных портовых городах страны была всегда, начиная со средних веков.
В начале XX века началось нашествие совершенно нищих тогда итальянцев. До миллиона русских белоэмигрантов. 600 тысяч испанских республиканцев, бежавших от Франко. Выходцы из довоенной Польши. И не думайте, что их, европейцев, тогда воспринимали во Франции дружелюбно.
Огромное количество африканских «туземцев» участвовало в Первой и Второй мировых войнах. Напомню про подвиг чернокожих «сенегальских стрелков», насмерть стоявших против немцев в 1940 году уже после того, как маршал Петен отдал приказ о капитуляции. Их позиции стали для немцев французской версией Брестской крепости. Отголоски этой долго замалчиваемой во Франции трагедии есть в романе Ильи Эренбурга «Буря». 140 тысяч «мусульман» приняло участие в освобождении Франции в 1944 году. И некоторые из ветеранов остались жить во Франции.
В 50-х годах началось «добровольно-принудительное» переселение арабов из тогда ещё французского Алжира. Слово внештатному корреспонденту «Ле Монд» Леопольду:
Мой брат работает в руководстве завода Рено. Он рассказывает, что в 50-х годах руководство завода требовало от администрации Алжира присылать им рабочих. Требовали самых диких, с гор, чтобы ни писать, ни читать не умели. Чтобы даже слово «забастовка» не слышали.
Множество «туземцев» - пособников колонизаторов и карателей во время освободительной войны в Алжире, так называемые «харки», после 1962 года бежали во Францию вместе с семьями. То же и с карателями и полицаями из Индокитая.
Гражданская война в 70-е годы в бывшем протекторате – Ливане – породила множество беженцев. Хотя после окончания войны большинство из них вернулось в эту сравнительно благополучную страну, но они обзавелись двойным, франко-ливанским гражданством.
Гражданская война в Алжире в 90-х годах (в её разжигании зловещую роль сыграл тогдашний президент Франции Миттеран, не простивший Алжиру деколонизации) также дала множество беженцев во Францию.
Война в Ливии, организованная Саркози, породила полтора миллиона беженцев, которых соседние страны стараются отослать во Францию, заварившую эту кашу. Вплоть до выдачи им фальшивых документов для получения визы. То же с лавиной беженцев из Кот-д’Ивуара, сторонников и соотечественников бывшего президента Гбамбо, свергнутого французскими десантниками. Сегодня идёт новый поток беженцев из Мали.
Есть и «челноки», я вместе с ними собирал в своё время помидоры в Провансе. Эти марокканцы имеют на родине стабильную работу госслужащих, семьи, детей. Каждое лето они получают французскую визу по приглашению, которое присылает их постоянный французский наниматель, они берут отпуск и отгулы. За месяц зарабатывают во Франции столько же, сколько за год у себя дома. Всегда возвращаются в срок, поэтому получение визы на следующий год не представляет для них проблем.
Молодые француженки, которым надоели местные женоподобные маменькины сынки, иногда сознательно едут в арабские страны в рамках какой-нибудь международной помощи за нормальным мужиком, и часто находят там такового. И имеют своё счастье.
Говоря о мигрантах, надо помнить, что после приобретения независимости бывшие африканские колонии сделали колоссальный рывок вперёд и особенно в области образования. В среднем оно хуже, чем в метрополии, хотя в некоторых странах стало даже и сравнимо. Однако некоторые тамошние молодые люди, отнюдь не обязательно из семей местных богатеев, учатся так, что на их фоне рядовые французы выглядят малограмотными. И возникает феномен «кражи мозгов».
Из моего общения и опыта.
Лион. 30-летний сириец приехал учиться в аспирантуре на деньги сирийского правительства под залог земель его отца, с условием потом отработать 5 лет в Сирии. Последний год аспирантуры, работа на полную инженерную ставку, перспективы, лёгкость получение французского гражданства, но только залог отцовских земель останавливал его от этого шага.
Винодельческий район Божоле. Большое хозяйство, 45 сборщиков винограда и 46-й - я, единственный нелегал с просроченной туристской визой. Но я воспитанник советского образа жизни (зарядка по утрам, гантели, пробежки) и взялся быть третьим на всё хозяйство носильщиком винограда с корзиной за плечами, а работающие там французы были рахитичны, годны только для его сбора. И у хозяина просто не было выбора – брать меня, мигранта-нелегала, или не брать.
Среди прочих там работали студентки из Черной Африки, они учились на юристов, получая как бы повторно высшее юридическое образование, на этот раз французское. Девушки решили на летних каникулах не ехать домой, а подработать на сборе урожая. Им, как студентам, это разрешено. Все 46 сезонников жили в двух больших бараках, вместе ребята и девушки – во Франции это нормально. Я был в том из них, где и они. Подружились. По-настоящему умные, исключительно интересные, развитые негритянские девушки, привыкшие сидеть с учебниками, а не шататься по клубам и делать пирсинг на пупке. Каждой было около 23 лет, по сравнению с ними французские студентки, работавшие там же, воспринимались мною как малограмотные дикарки. Негритянки даже литературным французским языком владели лучше них. И если они захотят остаться во Франции и работать, скажем, адвокатами, то пресловутую «конкуренцию на рынке труда» с коренными французами, как и проблему страшной французской безработицы, они даже не заметят.
Трудность эмигрантов и их конкуренции на рынке труда с местными упирается в Систему, которая воспитывает из коренных французов физических и умственных слабаков и лентяев. В Париже легко заметить, что на одного бедолагу, нищенствующего на улице, приходятся десятки его хорошо устроившихся соотечественников, в том числе на самых престижных работах. Хотя во Франции есть негласный запрет: руководство армии и полиции должно быть белым, как и охрана ключевых объектов.
Проблемы специфической этнической преступности во Франции почти не существует. Число убийств постоянно падает, и сегодня оно самое низкое за всю историю страны. Грабежи и кражи редкость – вещи имеют малую коммерческую ценность. «Русская мафия» во Франции, по утверждению полиции, – выдумка Голливуда. Наркотики, особенно анаша из Марокко, ввозятся тоннами, но, с другой стороны, потребление вина во Франции, когда-то стране сплошных пьяниц, с 1939 года снизилось в четыре раза. Так что общество с эмигрантами скорее не «вошло в кайф», а протрезвело.
После 14 лет моего отсутствия во Франции бросились в глаза изменения национального состава эмигрантов. Если раньше это были, в подавляющем большинстве, арабы и берберы Северной Африки, то сегодня заметно множество чернокожих и выходцев из Южной Азии. И остановить этот всё нарастающий поток в рамках нынешней Системы и невозможно, и некому, и на это попросту нет средств. Множество смешанных браков. Однако статистика показывает, что рождаемость в среде эмигрантов лишь ненамного превышает таковую среди коренных жителей.
В Париже много мигрантов из ныне полностью разорённой Восточной Европы, в том числе цыган. Терпимость к ним властей обусловлена фактором, о котором стараются не упоминать: стремлением поддержать «молодые демократии», стабилизировать их и не допустить «реванша коммунизма». В Румынии, Болгарии и других странах, где во времена народной демократии цыганский вопрос, казалось, был уже почти полностью решён, где все цыгане тогда работали, они вновь оказались изгоями без жилья. И теперь они массами приехали сюда, во Францию – здесь сытнее. Их вяло стремятся депортировать обратно, разрушают барачные «самострои». Левые партии Франции возражают: куда именно их хотят депортировать вместе с детьми? Прямо в румынские и болгарские леса стоить себе шалаши? И левые организуют акции в поддержку прав цыган, жителей ЕС, и призывают власти цивилизованно решать этот вопрос.