Газета "Своими Именами" №29 от 17.07.2011
Шрифт:
Объективной стороной любого преступления является внешний акт преступного поведения, причинивший вред объекту уголовно-правовой охраны или создавшей угрозу причинения вреда, а также совокупность установленных уголовным законом признаков внешнего проявления преступного поведения, посягающего на объекты уголовно-правовой охраны. Политический режим, установившийся в России, публикацию статей считает общественно-опасным деянием — преступлением. Пусть так. Внешний акт преступного поведения есть.
На этом признаки преступления, по факту которого А.А. Колов возбудил уголовное дело, оканчиваются. Во-первых, дело возбуждено по факту публикации статьи, но нигде ничего не говорится о преступных последствиях деяния. Следствие только предполагает, что публикация статей может иметь преступные последствия — возбуждение вражды и ненависти — далее читать диспозицию ч.1 ст.282 УК РФ. Но чтобы утверждать о наличии состава преступления необходимо установить причинно-следственную связь между деянием и наступившими последствиями: время, место, обстановку, способ, орудия и средства совершения преступления.
Иначе, претензии ко мне должны быть оформлены примерно в таком виде: "После публикации вашей, г-н Ермоленко, статьи, гражданин такой-то в состоянии неописуемого возбуждения с криками "Ненавижу этих, о которых Ермоленко написал в своей статье, и объявляю им войну не на жизнь, а на смерть!" осуществил несколько актов самосуда в отношении представителей определённых социальных групп. На допросе он показал, что причиной его преступных действий явились ваши, г-н Ермоленко, статьи. Это подтверждает и обыск, при котором были обнаружены аккуратно свёрнутые распечатки ваших статей". Как-то так.
Насколько мне известно, следствие не располагает информацией о преступных последствиях моего деяния. Но и это ещё не всё. И не главное. Следствию ничего неизвестно об объекте уголовно-правовой охраны, которому причинён вред или существует угроза причинения вреда.
Объект преступления — это общественные отношения, интересы и блага, охраняемые уголовным законом, которые нарушаются преступным посягательством. Следствие пока только пытается установить существует ли, хотя бы теоретически, этот объект. В диспозиции ч.1 ст.282 УК РФ под таковыми понимаются социальные группы. Но уголовное законодательство не содержит ни определения социальной группы, ни их исчерпывающего списка. Именно поэтому Котова и поставила перед экспертами вопрос о том, принадлежат ли представители прокуратуры, суда, МВД, государственные служащие, депутаты Государственной Думы РФ к какой-либо социальной группе?
Заурядный здравый смысл и поверхностное знакомство с теорией уголовного права, результаты которого изложены выше, позволяют утверждать, что если в деянии отсутствует хотя бы один необходимый признак состава преступления, отсутствует и состав преступления как единое целое. В данном случае отсутствуют 2 признака. Если публикация моей статьи не повлекла никаких преступных последствий и, более того, отсутствует объект преступления, то по факту чего следователь Колов возбудил уголовное дело, а старший следователь Котова приняла его к производству, ограничив мою свободу подпиской о невыезде? Понимание незаконности возбуждения уголовного дела начало диктовать и дальнейшее поведение Котовой. Она по умолчанию не свободна в своих действиях, но преступление закона, пусть незначительное, имеет паскудное свойство побуждать к новым преступлениям, диктуя все дальнейшие действия.
Антиэкстремистское законодательство как инструмент политического террора пока находится в стадии тест-драйва. Первое дело, поводом для которого была запись в Живом Журнале, было возбуждено в 2008 году против сыктывкарского музыканта Саввы Терентьева. Но репрессивный механизм неумолимо раскручивается. Отчитываться-то надо (В соответствии с приказом Генерального прокурора № 362 от 19.11.2009 "Об организации прокурорского надзора за исполнением законодательства о противодействии экстремистской деятельности" соответствующее управление будет анализировать работу органов прокуратуры и практику прокурорского надзора в этой области, о результатах которых нижестоящие обязаны докладывать Генеральному прокурору дважды в год — до 5 августа и 5 февраля). Пока ещё далеко не все работники правоохранительных органов причастны к установлению в стране фашистского режима, но это вовсе не по причине их порядочности. Повязаны с фашизмом рано или поздно будут все, независимо от своей порядочности и обаяния. Все они потенциальные пособники. Фашизм в своей колыбели не ужасен, а современные технологии делают излишними зверства, которыми он известен из истории. Но вовсе не гарантируют их отсутствие. Переступить невидимую грань и стать из недобросовестного правоохранителя пособником фашизма легко. Начинается всё с внешне безобидных вещей: с пренебрежения к закону. Это поначалу нелегко даётся: подвергать уголовному преследованию человека, не совершившего никакого преступления, не помышляющего о нем.
Мне иногда казалось, что следователь Котова — женщина возрастом моложе меня — даже сочувствует мне. Во время допроса я целенаправленно озвучил информацию об инициативе Единой России по переводу "экстремистских" статей Уголовного кодекса — 205.2, 280 и 282 из категории преступлений средней тяжести в категорию тяжких преступлений ("Экстремизму добавят тяжести", gazeta.ru, 4.03.11.) с ужесточением наказаний по ним до 10 лет лишения свободы. Так что, говорю, мне светит не 2 года условно, а лет 5 реально. Котова искренне возмутилась произволу руководящей и направляющей, а меня успокоила, что "не светит" — это типа не быстро происходит. Во время рассмотрения моей жалобы в суде, когда судья попросил меня занять место в зале суда, я показал на клетку и спросил "там?". Котова оценила мой юмор и сказала, что по 282-й еще никого не посадили. Я ответил, что мне вообще ничего не будет, и я с чувством глубокого удовлетворения приму извинения прокурора от имени государства (Статья 136. Возмещение морального вреда. Ст. 136 УПК РФ: Прокурор от имени государства приносит официальное извинение реабилитированному за причиненный ему вред. Ст.133 УПК РФ: Право на реабилитацию, в том числе право на возмещение вреда, связанного с уголовным преследованием, имеют: 3) подозреваемый или обвиняемый, уголовное преследование в отношении которого прекращено в связи с отсутствием события преступления; отсутствием в деянии состава преступления.).
Но их поведение движениями души не определяется. Определяет служебная необходимость. А Следственный комитет, как и другие госорганы — раб статистики. Отношение количества дел, направленных в суд, к возбужденным должно стремиться к единице — иначе всем без премий. А поскольку все, без исключения, дела по 282-й статье являются политическими, Котовой не оставалось ничего иного, как вести следствие, презрев закон.
В ст.46 УПК закреплено право подозреваемого знать, в чём он подозревается. Как в любом вменяемом законодательстве, этому праву корреспондируется обязанность следователя разъяснить сущность подозрений. В самой ст.46 УПК не указывается, что в себя включает это самое "разъяснение". Но это не означает, что следователь сам произвольно должен определить объем информации, которую "можно доверить" подозреваемому. Законодатель, к счастью, если и рассеян несколько, то не наивен: не написал в ст.46 (имеющей общий характер), но зато не забыл в 223.1 УПК. Там чётко указано, что надо разъяснить. В этом смысле грамотный правоприменитель должен открыть УПК несколькими страницами позже и посмотреть, что НАДО, а не что МОЖНО разъяснить. Существует, конечно, опасность того, что "опытный" правоприменитель возрадуется и воскликнет, что ст.223.1 не регулирует производство предварительного следствия, а относится к дознанию. Но следует понимать, что законодатель наделил подозреваемого равными правами вне зависимости от того, в какой форме происходит предварительное расследование. Как говорится, законодательство следует понимать в его единстве, целостности и непротиворечивости.
Никаких уведомлений мне вручено не было, и мой статус подозреваемого ни на чём не основан. Случайно ли Котова встала на путь пособничества фашизму или под влиянием служебной необходимости в виде своего начальства — значения не имеет. В любом случае и уголовное дело возбуждено незаконно, и нарушение моих конституционных прав на защиту налицо.
Я заявил ходатайство о необходимости разъяснить мне, в совершении какого преступления я подозреваюсь. Вы же, ответила Котова, и сами знаете, о ком писали в своих статьях. Знаю, но это не имеет никакого значения. Я не возбуждал уголовного дела по факту своих публикаций. Это сделали вы, поэтому, будьте любезны, разъясните мне, кого, как и чем я унизил и оскорбил. Не перекладывайте свою работу на меня. В чём моё преступление?
Котова отказалась разъяснить мне существо возникших в отношении меня подозрений, фактически предложив мне самому угадать, какие мои действия образуют состав преступления, предусмотренного ч.1 ст.282 УК РФ. Тем самым она лишила меня возможности давать пояснения по существу подозрений, так как они мне неизвестны, представлять доказательства, поскольку не знаю, что я должен опровергать либо подтверждать. Поскольку действия следователя причиняют ущерб моим конституционным правам, я обжаловал их в соответствии со ст.125 УПК РФ, попросив признать их незаконными, и обязать устранить допущенные нарушения.